"Тарас Бурмистров. Брюссель. {new}" - читать интересную книгу автора

Бельгийцы вдруг представились мне каким-то мужественным приморским
племенем, вроде наших северных народов - с застывшей, замершей в вековечной
неподвижности культурой, всесильными традициями, освященными бесконечностью
протекших столетий и нежеланием менять что-либо в своей размеренно идущей
жизни. Внезапно я припомнил то, что видел несколько часов назад из окна
поезда. Мы проезжали через всю страну, и время от времени мелькавшие
зеленые поля расступались и открывали вид на чистенький, уютный городок. На
переднем плане, вдоль железной дороги обычно проходила широкая улица, на
которую обращены были фасадами кирпичные домики, крытые красной черепицей.
Дальше, в глубь городка, ответвляясь в сторону от этой улицы, уходили
длинные ряды таких же игрушечных домиков, завитых плющом, окруженных
цветочными клумбами, аккуратно обнесенных изгородями. Было еще совсем не
поздно, солнце садилось, подсвечивая кирпичные фасады, отражаясь в окнах,
но - странное дело - город был пуст, как будто в нем никогда никто и не
жил. На улицах не было ни людей, ни автомобилей; только перед самым выездом
из города я увидел, как в дверном проеме одного из домиков стоит человек,
прислонившись к косяку, и смотрит вслед уходящему поезду. Казалось, он один
и оставался тут; очень живо я представил себе тишину, которая должна была
царить в этом вымершем месте перед закатом солнца, когда ветер стихает;
представил легкое поскрипывание приоткрытой двери, только и нарушающее эту
тишину и печальное, торжественное настроение последнего человека, почему-то
задержавшегося в покинутом всеми городе. Под этим впечатлением я ехал через
Бельгию; потом оно забылось, сгладилось, и только сейчас я снова остро
ощутил свое одиночество здесь, среди пышных и безмолвных монументов,
оставшихся от давно угасшей, прекрасной, полнокровной европейской жизни.
Так, предаваясь сладостной меланхолии, я медленно бродил по старому
Брюсселю; но постепенно холод и усталость стали отвлекать меня от тех
захватывающих картин, что рисовало мне мое взбудораженное воображение. Две
эти напасти подбирались ко мне с двух сторон: холод не давал ни на минуту
остановиться для отдыха, усталость не позволяла двигаться, чтобы согреться.
Почему-то мне казалось, что прошло уже очень много времени с тех пор, как я
отправился в свой путь, и до рассвета мне осталось ждать совсем недолго. Но
вот, проходя мимо одного внушительного здания, я увидел, как над его входом
празднично горевшее сообщение "+6 C" сменилось разочаровывающим 00-10. До
рассвета оставалось никак не меньше пяти часов. Вся ночь была еще впереди.
Остановившись в нерешительности на площади перед большим собором, я
попытался уяснить свое положение. Ветер как будто начинал стихать, но так
или иначе, при такой температуре долго я на улице не протянул бы. Чтото
надо было делать, искать какое-то укрытие, где можно было бы согреться и
немного подремать. Взглянув еще раз на прекрасный белокаменный готический
собор, я пошел, уже не мешкая, в новом направлении, и вскоре среди мрачных
и угрюмых, затихших до утра переулков, по которым я шагал, мне вдруг
послышался какой-то непонятный, монотонный звук. Я двинулся в его сторону,
и довольно скоро начал различать, что это была музыка, и музыка, включенная
кемто очень громко. После всех переживаний своей заброшенности и
одиночества в чужом, пустынном и безлюдном городе, я так обрадовался этому
движению и жизни, что даже не удивился тому, как странно было услышать ее
здесь в такое время. Подойдя еще ближе, я увидел, что звук исходил из
небольшого кафе, расположенного на первом этаже большого дома. Окна его
гостеприимно светились, и возле входа толпилась оживленная публика.