"Павел Буркин. Пепел Сколена 1 " - читать интересную книгу автора

сыновей, Брайан. Был он на редкость осторожным типом, и больше всех боялся
решитель-ных действий - и людей, способных на таковые. Он был верховным
жрецом Эдара - видимо, очень древне-го, но сейчас почти не почитаемого
верховного божества. Его не осмелился тронуть даже Ирлиф. Когда на-чиналось
восстание, Баргальд предложил ему возглавить войско, а потом принять трон.
Брайан наотрез отказался - видно, опасался ответственности. Но когда Ирлиф
был побежден, а мгла рассеялась, именно он, как сын Хваррона, стал править.
Из осторожности он запретил упоминать имя Баргальда, а тех, кто все же это
делал, строго наказывал. И вскоре "оказалось", что это он, Брайан, победил
Ирлифа, которого выпустил из темницы подстрекатель и убийца по имени
Баргальд. Именно эту версию занесли в хроники и летописи, и только
постепенно, много веков спустя, правда победила.
Концовка Морресту понравилась. И то сказать: вот пройдет еще сто лет,
уйдут последние ветераны, и...
...И все будут "знать", что Гитлер сражался за спасение мира от
большевистской агрессии и русско-го тоталитаризма, что атомные бомбы на
Японию сбросил Сталин, а Зоя Космодемьянская была проституткой, наркоманкой
и лесбиянкой и нарочно заразила офицера Вермахта сифилисом, за что и была
повешена. А поджигала она дома клиентов, отказавшихся заплатить. Что капитан
Гастелло врезался в немецкий самолет спьяну, русские воевали за Сталина
потому, что их подгоняли смершевцы пулей под зад, а Покрышкин на самом деле
не сбил ни одного немца. И вообще войну выиграли американцы, евреи и поляки,
а русские только народы депортировали. Почему нет? В Эстонии такая "история"
уже прижилась. Как установил академик, пожелавший остаться анонимным, со
ссылкой на вновь рассекреченные документы...
От чтения Морреста отвлекла вспыхнувшая и погасшая свеча. В щели
неплотно прикрытых ставень синел ненастный рассвет. "Ну вот, не поспал, -
подумалось ему. - И ничего полезного не узнал - так, бел-летристика..." Он и
сам смог бы написать не хуже, даже не имея под рукой оригинала. И все-таки
мысли вновь и вновь обращались к концовке: ведь и правда, порой память о
подвиге или злодействе важнее самого деяния. И хранить ее порой бывает
труднее, чем подниматься в рост под пулеметным огнем...
Моррест потянулся, отгоняя сонливость. Подошел к окну, раскрыл ставни,
высунулся в промозглую сырость ненастного утра. Оно было неотличимо похоже
на вчерашнее. Только тогда вокруг простиралась безбрежность моря, а теперь
внизу угрюмо нахохлился большой город, и грязная вода стекала по улицам к
морю. Все так же накрапывал бесконечный холодный дождь, свистел ветер в
ветвях оголившихся деревьев. Здешняя зима напоминала сочинскую - унылое
безвременье, ни зимы, ни лета. Без веского основания на улицу выходить не
стоит. Разве что, рабыню на рынок послать. Подумал - и устыдился этой мысли:
гонять на холод бедную девчонку - и вовсе свинство. До сих пор ей и так
жилось несладко.
Стук в дверь застал Морреста за умыванием. Плеснув в лицо холодной
воды, отфыркнувшсь, он бросился открывать.
- Кто здесь? - спросил он.
- От господина мажордома, - произнес мальчишеский голос. Моррест
приоткрыл дверь.
- Зачем я ему?
- Он сказал идти срочно к нему, говорил, будет готовить вас к ауда...
атуди... ну, в общем, ко встрече с королем. Велел вам поторопиться, а то вы