"Юлий Буркин. Королева полстергейста" - читать интересную книгу автора

шло так, словно обе они не ведали, что сейчас произойдет), и тогда она
выходила в рубашке.
В любом случае он сгребал ее в охапку, затаскивал на колени и начинал
монотонно объяснять ей, почему учиться следует обязательно хорошо или
почему нужно слушаться маму и всемерно заботиться о ее здоровье. И потные
ладони его при этом ползали по всему ее телу, невзначай заползая порой
черт знает куда; и речь его при этом становилась особенно бессвязной и
прерывистой, а и без того багровое лицо делалось еще темнее.
Маша совсем не помнила отцовскую ласку, и она гнала от себя мысль о
том, что все это не совсем естественно, обвиняя себя в излишней
подозрительности и даже испорченности; ведь, наверное, все отцы так ведут
себя с дочерьми. Гладит же она котенка и не задумывается, где можно, а где
нельзя. Да и если это было бы чем-то плохим, мама, наверное, не потакала
бы своему мужу. А она в такие минуты всегда уходит на кухню. И все-таки
что-то тут было не так; Маша чувствовала это уже потому, как нервно и
звонко шумит за стеной перемываемая матерью посуда.
Но однажды, в отсутствии мужа, мать в редком ныне порыве искренности,
смущаясь, как первоклашка, поделилась с Машей новостью, которая заставила
ее целые сутки вспоминать отчима только с благодарностью. Новость
заключалась в том, что скоро у Маши появится маленький братик или
сестренка.
Она умела сдерживать свои чувства, и, чтобы не обидеть мать, а еще
более от того, что не знала, как в этом случае нужно себя вести, сделала
вид, что кроме легкой радости, известие это не вызвало в ее душе никакого
отклика. На самом же деле она была потрясена. Она, конечно, давно уже
знала, что в создании ребенка участвуют и женщина и мужчина, но
единственный из данного посыла вывод, который она делала применительно к
своей семье, это то, что с момента развода родителей ей нечего и надеяться
заполучить сестренку или братишку. Она свыклась с этой мыслью, и сейчас ей
как-то и в голову не приходило, что повторное замужество матери что-то в
таком раскладе вещей меняет.
В тот же день, улучив момент, она выскользнула из квартиры и,
подгоняемая радостным возбуждением, помчалась в соседний подъезд -
поделиться умопомрачительной новостью с лучшей подругой Алкой.
Весь вечер они наперебой болтали о предстоящем событии. Они
перебирали в уме пеленки и распашонки, которые необходимо немедленно
приобрести. Они сокрушались по поводу дефицита детского питания. Они
представляли, как по очереди будут гулять с лялькой в коляске, а
проходящие мальчики будут думать, что перед ними - юные мамы, и от
удивления - по уши в них влюбляться. (Правда, у Алки шансов сойти за
мамашу было маловато: тоненькие ручки, тоненькие ножки, плоская грудь и
веснушчатое мальчишеское лицо; зато Маша в свои неполные четырнадцать
физически была развита очень неплохо и выглядела на все семнадцать, а то и
восемнадцать; но Маша великодушно поддерживала и Алкины честолюбивые
мечты.) Они перелистали от корки до корки "Словарь имен" и после долгих
споров и пререканий твердо решили, что ребенка, если это будет девочка,
следует назвать или Кристиной, или Моникой, мальчика же - непременно
Арнольдом. Хотя и возникали сомнения, захочет ли мама называть
новорожденного столь диковинно.
Домой Маша вернулась в состоянии легкой эйфории. Она так глубоко