"Якоб Бургиу. За тридевять земель..." - читать интересную книгу автора

Зарежу!... Топор!
Я вылетел за дверь, как подхваченный ветром. Молния и та не догнала бы
меня.
Отец не стал одеваться. Как был в портках и нательной рубахе, опрометью
кинулся с печи. Под навесом он едва не сцапал меня за ворот, но зацепился за
рога плуга, оборвал ноготь на ноге и, зашипев от боли, остановился.
Стал и я, ожидая, что будет дальше. Может, теперь он успокоится и
заговорит со мной по-человечески.
Однако боль только раззадорила его.
- Ну, Костэкел, держись, - пригрозил он. - Хоть до утра бегай, я тебя
достану. Будет тебе крещение! - И неожиданно бросился вперед.
- Топор! - сам не знаю почему, вскричал я и припустил со всех ног по
улице - к клубу, к сельсовету. Хоть бы услышал нас кто, хоть бы остановил
отца. Как назло, вокруг ни души. Ни одно окно не светилось, ни одна собака
не лаяла. Только луна и тучи на небе, только рытвины и заборы, только темные
берега страха и жужжание ночных жуков...
Отец, видя, что не может меня настигнуть, снова остановился.
- Все равно поймаю, - пообещал он. - Вот отдышусь маленько, и капут
тебе.
Я в нерешительности оглядывался вокруг, и он не стал мешкать: не иначе
как зарубить меня надумал. Я летел вперед изо всех сил. Счастье еще, что
луна по временам выглядывала из-за туч и освещала мне дорогу.
- Топор! - снова и снова вопил я и бежал так, что пятки сверкали.
Еще у ворот я хорошо разглядел, что руки отца пусты, однако топор не
выходил у меня из головы. И вдруг пришло ко мне решение, и радостью
наполнилось мое сердце. Я смекнул, как разрубить отцовский узел, как
оседлать отцовских коней. Я сыграю роль. И он поверит, и испугается, потому
что собственной рукой привел меня к этой решительной минуте...
Итак, решено. Я - безумен!
А отец даже не подозревал, к какой пропасти мы несемся. В полосах света
и тьмы, прихрамывая и переводя дух, он несколько раз обежал за мной вокруг
клуба, потом вокруг сельсовета, потом с бранью погнал меня к пруду. Мы с
грохотом пролетели по хлипким мосткам и теперь неслись по дороге, что
поднималась на холм, к старой церкви. Он надеялся схватить меня у святых
стен. По временам он останавливался, чтобы справиться с одышкой, и тогда я
кричал ему в лицо все то же страшное слово на тех же бредовых нотах.
Я так быстро сжился со своей ролью, что возле церкви мне и впрямь вдруг
померещилось, что в руке отца блеснуло под лучом луны лезвие топора, и
ледяная струя окатила мое сердце. Потом снова стало жарко, но ослабли ноги.
- То-по-о-ор! - с трудом выдавил я, преодолевая беспамятство, и, уж не
помню как, перевалился через высокую ограду, окружавшую церковь. Храм,
окруженный грозными тенями, высился в пустоте. Из-под штукатурки ползли
багровые кирпичные пятна.
- Костэкел, сыночек, - раздался из-за стены дрожащий голос отца. - Не
бойся, нет у меня ничего, ничего нет...
Медленно, чтобы не напугать меня, он отыскал пролом в ограде и,
забравшись внутрь, протянул ко мне руки.
- Смотри, ничего нет... Никакого топора... Заврался я, грешный человек,
перегнул палку. Но это только слова, поверь. У меня и в мыслях злодейства не
было. Ты ведь, хоть и проказник, все равно плоть моя, души моей кусок, боль