"Якоб Бургиу. За тридевять земель..." - читать интересную книгу автора

колядки...
Главная площадь какого-то города. Вроде и знакомая, а вроде чужая. С
памятником в центре, с большими круглыми часами, вделанными в триумфальную
арку, с небом, разделенным на две половины. Одна, восточная, освещена луной
и звездами, другая, западная, укрыта темными тучами. Из туч валит снег,
крупный, тихий. Ни дуновения ветра, ни гудения машин, ни человеческих
голосов лишь изредка позвякивают, как колокольчики, колеса больничной
каталки, на которой лежу я и которую катят четыре человека, одетых в белые
мантии с высокими воротниками, скрывающими лица. Их шаги так гулко отлаются
что чудится рев бугая в ночь под Новый год. И я в двух лицах. Один "я",
почти бездыханный, покоюсь на каталке. Другой "я" - иду в хвосте процессии.
Возле триумфальной арки я, каталочный , тяжело отрываю голову от белоснежной
подушки и ищу взглядом себя, идущего вслед. Я размыкаю спекшиеся губы и хочу
сказать ему что-то очень важное, хочу поведать ему о какой-то муке, о боли,
смешанной с радостью, дать совет... но мне не хватает духу, и слов не
слышно. Кортеж движется дальше, и что-то становится почти понятным мне, но в
этот миг рука одного из тех, кто катит каталку, звонко щелкает невидимым
бичом, и я бессильно опускаю голову в подушку, а меня утешают то ли песней,
то ли обрывком колядки:

Распахнуть окошко к звездам -
Это, брат, не так уж просто.
Да и есть ли. окна эти
На просторном белом свете?

И еще не зазвучала колядка в полный голос, как вдруг все мы оказываемся
на узкой мощеной улице, темной, ночной, заснеженной. Горит один-единственный
огонек, где-то далеко-далеко, в топке огромной печи, которой заканчивается
улица, а печь изразцовая, на ней нарисованы разные-разные цветы, каких и не
встретишь в окрестностях нашего села. Огонь в печи пылает, как пламя заката.
А я уже лежу не на больничной каталке, а на подводе. Двое из тех
четырех впряжены в ярмо - они по-прежнему в белых мантиях, - а двое других,
в изголовье у меня, подталкивают подводу сзади. Колеса позвякивают, как
рождественские колокольчики. Шаги звучат в унисон с уханьем "бугая" в ночь
под Новый год.
Я, тот, что на подводе , снова поднимаю голову к тому, что идет поодаль
, и снова хочу ему что-то сказать, очень важное, мучительное. Мои глаза
наливаются светом, и кажется, вот-вот отыщется и сила и душа, чтобы
высказать все, но и на этот раз не удается даже начать. Снова рядом щелкает
бич, и снова моя голова зарывается в подушку, и снова утешает меня не то
песня, не то, обрывок колядки:

Ходит сказочка окрест
Про семижды семь невест.
Чтоб открыть на небе ставни,
Нужно сердце с болью давней...

Так, под свист бича, рев "бугая" и звяканье колокольчиков процессия
приближается к зеву печи. Сопровождающие, тяжело вздохнув, молча берут меня
за руки и за ноги, чтобы бросить в огонь. И тут я, собрав последние силы, то