"Готфрид Бюргер. Удивительные путешествия барона Мюнхгаузена (барон Мюнхгаузен)" - читать интересную книгу автора

окрестностей. Когда я сказал ему, что здания, возвышающиеся перед нами, -
не что иное, как сераль владыки Константинополя, он был страшно потрясен,
так как, по его предположениям, должен был находиться в совершенно иных
краях.
- Причина моего столь длительного полета, - произнес он, - заключалась
в том, что лопнула веревка, прикрепленная к клапану воздушного шара. Она
служила для того, чтобы выпускать горючий газ. Если б вы не выстрелили в
шар и не пробили оболочку, он, пожалуй, как Магомет, до самого страшного
суда носился бы в воздухе между небом и землей.
Колясочку он великодушно подарил моему рулевому. Что же касается
воздушного шара, то от моего выстрела он во время падения превратился в
лохмотья.



ПЯТОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ НА МОРЕ


У нас, милостивые государи, еще хватит времени, чтобы распить последнюю
бутылочку, поэтому я расскажу вам о весьма странном случае, приключившемся
со мной за несколько месяцев до моего последнего возвращения в Европу.
Султан, которому я был представлен как римским, так и русским и
французским послами, поручил мне выполнить чрезвычайно важную миссию в
Каире, характер которой был таков, что она должна была навсегда остаться
тайной.
Я пустился в путь по суше с большой помпой и в сопровождении
многочисленной свиты. По дороге мне представилась возможность пополнить
число моих слуг несколькими очень полезными лицами. Не успел я отъехать и
нескольких миль от Константинополя, как увидел маленького тощего человека,
быстро перебегавшего через поле, хотя у него на ногах висели свинцовые
гири весом по меньшей мере в пятьдесят фунтов каждая.
Пораженный таким зрелищем, я крикнул ему:
- Куда, куда ты так торопишься, друг мой, и зачем привязал к ногам
такие гири? Ведь они затрудняют твой бег!
- Я бежал из Вены, - ответил скороход. - Там я служил у знатных господ
и только сегодня, с полчаса назад, уволился. Я направляюсь в
Константинополь, где рассчитываю получить место. Этими гирями,
привязанными к ногам, я хотел несколько умерить скорость моего бега,
которая теперь никому не нужна, ибо умеренность надежна, как любил
повторять мой, ныне покойный, воспитатель.
Этот Асахаил (*4) пришелся мне по душе. Я спросил, не желает ли он
поступить ко мне на службу, на что тот охотно согласился.
Мы двинулись затем дальше, проезжая через разные страны и города.
Недалеко от дороги на прекрасном лугу лежал, не шевелясь, какой-то
человек. Казалось, что он спит. Но он вовсе не спал, а приник ухом к
земле, словно подслушивая, что происходит у обитателей преисподней.
- К чему это ты прислушиваешься, друг мой? - спросил я его.
- Да я от нечего делать слушаю, как трава растет.
- И это тебе удается?
- Да что ж тут трудного?