"Готфрид Бюргер. Удивительные путешествия барона Мюнхгаузена (барон Мюнхгаузен)" - читать интересную книгу автора

- Мюнхгаузен! Мюнхгаузен! Вы смеетесь надо мной, а этого я вам не
позволю! Я знал вас до сих пор как человека необыкновенно правдивого, но
сейчас готов думать, что вы завираетесь.
- В чем же дело, ваше величество? Давайте попробуем. Не выполню я свое
обещание - а я непримиримый враг всяческого вранья, - тогда, ваше
величество, прикажите отрубить мне голову. Ведь моя голова не кочерыжка
какая-нибудь. Что же вы, ваше величество, против нее поставите?
- По рукам! Ловлю вас на слове! Если ровно в четыре часа токайское не
будет доставлено, я не помилую вас, и это будет вам стоить головы.
Смеяться над собой я не позволю даже лучшим моим друзьям. Если же вы свое
обещание выполните, то можете взять из моего казначейства столько золота,
серебра, жемчуга и драгоценных камней, сколько в силах унести самый
большой силач.
- Вот это другое дело! - ответил я, тут же попросил подать мне перо и
чернила и написал королеве-императрице Марии-Терезии следующую записку:
"Ваше величество, в качестве единственной наследницы вам, несомненно,
от вашего блаженной памяти отца наряду с прочим достались и его погреба.
Осмелюсь покорнейше просить Вас прислать мне с подателем сего письма
бутылку токайского, какое я частенько пивал у Вашего батюшки. Только
самого лучшего. Дело касается пари. Готов как угодно за это отслужить и
остаюсь..." И так далее.
Записку я поспешил вручить, даже не запечатав, так как было уже пять
минут четвертого, моему скороходу. Ему пришлось отстегнуть свои гири и
немедленно пуститься бежать в Вену.
После этого мы - великий султан и я - в ожидании лучшего выпили до дна
оставшееся вино. Пробило четверть четвертого, половина... пробило, три
четверти четвертого... но скорохода не было видно. Должен признаться, что
мне понемногу становилось все больше не по себе. Мне чудилось, что его
величество время от времени поглядывает на шнур от колокольчика, собираясь
вызвать палача. Мне, правда, еще разрешили выйти в сад, чтобы глотнуть
свежего воздуха, но за мной все время следовали двое услужливых
соглядатаев, не спускавших с меня глаз.
Когда стрелка показывала уже пятьдесят пять минут четвертого, я
поспешил послать за моими слугами - за слухачом и стрелком. Они немедленно
явились, и я приказал моему слухачу лечь на землю и послушать, не
приближается ли скороход. К немалому моему испугу, он доложил, что негодяй
где-то, и притом далеко отсюда, прилег отдохнуть и сейчас храпит что есть
мочи.
Но лишь только мой славный стрелок услышал это, как взбежал на высокую
террасу и, приподнявшись на цыпочки, закричал:
- Клянусь своей душой! Лежит себе этот лентяй под дубом около Белграда,
а рядом с ним бутылка! Погоди! Сейчас пощекочу тебя так, что ты сразу
проснешься! - И с этими словами он вскинул свое кухенрейтеровское ружье и
выпустил заряд прямо в вершину дуба. Целый град желудей, веток и листьев
посыпался на спящего, разбудил его, и так как скороход и сам почувствовал,
что чуть было не упустил время, то он с такой быстротой пустился бежать,
что с бутылкой и собственноручной запиской Марии-Терезии в три часа
пятьдесят девять с половиной минут оказался у дверей кабинета султана.
Вот это было вино! Ох, как смаковал его высочайший лакомка!
- Мюнхгаузен, - сказал он, - не обижайтесь, если эту бутылку я оставлю