"Михаил Булгаков. Письма" - читать интересную книгу автора

отрицательного отношения, получившего резкое выражение в прессе, я позволяю
себе просить Вас обратить внимание на его судьбу.
Находясь в надежде, что участь литератора Н. Эрдмана будет смягчена,
если Вы найдете нужным рассмотреть эту просьбу, я горячо прошу о том, чтобы
Н. Эрдману была дана возможность вернуться в Москву, беспрепятственно
трудиться в литературе, выйдя из состояния одиночества и душевного
угнетения.
М. Булгаков
Москва, 4 февраля 1938 года


Письма П. С. Попову
(1931-1940 гг.)

Из Москвы в Тарлево
Ленинградской обл.
26 октября 1931 года

Дорогой Павел Сергеевич, только что получил Ваше письмо от 24.Х. Очень
обрадовался.
Во-первых, все-таки, в "десятках экземпляров", а не "экземпляр ... ах".
Ах, будьте упрямы и пишите, как писали до сих пор!
Но "ов" ли, "ах" ли, нет десятков! Мало отпечатал. Несмотря на это,
приложу все старания к тому, чтобы Вас ознакомить с этим безмерно утомившим
меня произведением искусства.
Второе: убили Вы меня бумагой, на которой пишете! Ай, хороша бумага! И
вот, изволите ли видеть, на какой Вам приходится отвечать! Да еще
карандашом. Чернила у меня совершенно несносные. И я бы на месте Михаила
Васильевича в том же письме к генералу-поручику И. И. Шувалову воспел вместе
со стеклом за компанию и письменные принадлежности.
"Не меньше польза в них,
Не меньше в них краса!"
А мне, ох, как нужны они. На днях вплотную придется приниматься за
гениального деда Анны Ильиничны. Вообще дел сверх головы, а ничего не
успеваешь, и по пустякам разбиваешься, и переписка запущена позорно.
Переутомление, проклятые житейские заботы!
Собирался вчера уехать в Ленинград, пользуясь паузой в МХТ, но получил
открытку, в коей мне предлагается явиться в Военный Комиссариат. Полагаю,
что это переосвидетельствование. Надо полагать, что придется сидеть, как я
уже сидел весною, в одном белье и отвечать комиссии на вопросы, не имеющие
никакого отношения ни к Мольеру, ни к парикам, ни к шпагам, испытывая
чувство тяжкой тоски. О, Праведный Боже, до чего же я не нужен ни в каких
комиссариатах. Надеюсь, впрочем, что станет ясно, что я мыслим только на
сцене, и дадут мне чистую и отпустят вместе с моим больным телом и душу на
покаяние!
Думаю перенести поездку в Ленинград на ноябрь.
В Вашем письме нет адреса. Позвонил Тате, и та сказала что-то, что не
внушает доверия: Тярлево? Есть такое место? Ну, что ж поделаешь, пишу в
Тярлево.
Если у Вас худо с финансами, я прошу Вас телеграфировать мне.