"прот.С.Н.Булгаков. Церковь и демократия " - читать интересную книгу автора

Когда церковь, после короткой и радостной поры первохристианства,
вступила на суровую и трудную стезю истории, ее обстали соблазны смешений:
царство не от мира сего и свыше мира сего смешалось с царством этого мира -
повторилось как бы искушение в пустыне, растянувшееся на всю мировую
историю. Много жертв принесла церковь ради этого соблазна, много ущерба
потерпела. На западе таким соблазном явилась светская власть папы,
притязавшего на оба меча, мирской и духовный, на востоке ту же роль играла
священная империя православных царей. Там и здесь церковь ради этого
облеклась в железо и латы. На западе загорелись костры инквизиций, и были
объявлены ересью и ложью начала свободы для веры и мысли.
Благодаря этой скованности и насилию, в качестве протеста, зародился
церковный мятеж реформации, которая отвергла, однако, уже не только соблазны
и идолы, но и самую церковность, нанеся ей тяжелый удар. Реформация шла об
руку с так называемым гуманизмом, который внушал человеку веру в свою
неповрежденность и духовное здоровье. И становились уже не нужны ни
искупление, ни благодатная помощь церкви, ибо гасло самое сознание греха в
человеке. Тонкий духовный соблазн и подмен, не примеченный при
возникновении, при дальнейшем развитии закономерно привел к грандиозным
последствиям, среди которых мы и живем. И если для нас и теперь эти духовные
подмены и смешения кажутся иногда неважными приспособлениями, не имеющими
серьезного значения, то надо ведь помнить, что все великие исторические
события прежде всего совершаются в мире духовном, зарождаются в человеческих
душах, в их религиозном caмоопределении.
На востоке, как и на западе, церковь стала недуговать
государственностью вследствие недолжного смешения обеих этих областей. Как
ни была глубока и значительна идея православного царства сама по себе, но
все труднее становилось узнавать ее в истории, где монарх принимал обличие
языческого Ксеркса, а на церковную жизнь тяжело ложилась казенщина. Соблазн
церковный утверждался в неразрывной формуле: "православие и самодержавие",
которые рассматривались как нерасторжимое и существенное единство. Но грянул
удар грома, и от трона самодержавия остались одни щепы. Из книги живота
оказалось изглажено это и, которым соединено было православие и
самодержавие. И друзья и недруги видят, что православие остается теперь
одно, без самодержавия, волей-неволей призванное опознать собственную свою
природу.
Но здесь-то, на пороге новой эпохи, в трудную минуту исторической
растерянности и смущения, нас опять подстерегает новый и вместе старый
соблазн: отдаться новому господину, склониться пред новым идолом. Таким
господином в наши дни является не самодержавный монарх, но самодержавный
народ, демократия. И перед новым самодержавием привычным жестом сгибаются
колени, за страх или за совесть. Однако не должно сгибаться высшему началу
пред низшим, и не вместо церкви заискивать пред демократией. В сей час
исторического испытания по-новому предостерегающе звучит нам слово апостола:
"дети, храните себя от идолов"!
Без сопротивления сданы были старые позиции, которых некому оказалось
защищать. Церковное общество с открытым сердцем пошло навстречу свободе
народной, обещанной народовластием, оно слилось с народом в его политической
весне. И вместо "истинно русских", монархических начал стали все чаще
провозглашаться "демократические". В церковных кругах стала все настойчивей
подчеркиваться приверженность православия к "демократии" и желание на все