"прот.С.Н.Булгаков. Церковь и демократия " - читать интересную книгу автора

лады "демократизировать" православие; это почти становится требованием
хорошего тона в наши дни. Пастыри и люди церкви в большинстве случаев
искренне, не за страх, а за совесть идут с народом в его освободительном
порыве. Ибо всегда была народна и жила с народом наша церковь. В ней нет
того аристократизма князей церкви, воинствующего клерикализма и
политиканства, которое отличало католичество, вызывая ссору государства с
церковью. Православие есть, действительно, народная церковь, даже больше
того: по бытовому своему укладу простонародная, мужицкая. Поэтому нет ничего
странного и неожиданного в этом дружелюбии церкви по отношению к демократии.
Но именно потому и в тем большей степени существует для православия
соблазн демократии, это готовность мерить себя по демократии, превратить ее
в идола, в какого ранее превращено было самодержавие. Поэтому-то и надлежит
настойчиво различать природу православия и демократии: между ними возможно и
сближение, и расхождение, в зависимости от того, чем духовно оказывается
демократия.
Смешению этих различных стихий благоприятствует и само строение
православной церкви, которое извне легко сближается с демократическим,
именно ее соборность. Соблазн демократии религиозно не существует для
католичества, поскольку оно держится на власти клира, возглавляемого папой:
подчинение и дисциплина скрепляют здесь тело церковное, торжествует
монархическое начало, осуществляемое папой чрез посредство клира, а народ
церковный остается безгласен. Хотя и в православии в полной мере признается
иерархия, и епископат с клиром занимают необходимое место, однако единство
церковное установляется не только иерархической дисциплиной, но и некоей
силой, именуемой соборностью и определяемой как единство в любви и свободе.
И вот эту-то идею православной соборности, при современной притупленности
церковного самосознания, легко подменить или смешать с идеей народовластия,
господства "воли народной" в делах церковных, такого же, как и в
государственных. Разве не наблюдается подобное смешение теперь на наших
Церковных собраниях, епархиальных съездах и т. под., где вопросы решаются
борьбою отдельных церковных групп, а соборность понимается как господство
захватившего власть большинства? Такое проникновение начал демократии в
церковную жизнь означало бы обеднение и обмирщение последней.
Церкви нужна свобода, которой лишена она была при старом строе. Если
ей даст это благо демократия, она будет ей признательна, но что может
прибавить церкви эта ее "демократизация"? Разве и без этого не была она с
народом в его радости и печали? Или не народны были великие угодники русской
церкви, преподобные Сергий и Серафим? Или не народны о. Амвросий Оптинский и
другие чтимые старцы, которые блюли и блюдут совесть народную в такой мере,
в какой это не снилось демократии? Нет, русскому православию нечему в этом
отношении учиться у демократии, оно должно оставаться прежде всего самим
собой во всей серьезной важности своего вероучения. Тем самым и чрез то оно
и пребудет, если не "демократическим", то народным.
Да и что же такое, наконец, есть эта демократия, к которой желает во
что бы то ни стало приблизиться часть нашего церковного общества? Что
представляет собой в религиозном смысле эта "воля народная", на которую
теперь ссылаются как на высший и непререкаемый авторитет? Есть ли народ
демократии именно тот самый народ, о котором говорит апостол, обращаясь к
своей пастве: вы "род Божий, царственное священство, народ святой" (1 Петр.
2, 9)? Очевидно, еще нет, ибо демократия может иметь разное лицо, и воля