"Михаил Булгаков. Тайному другу" - читать интересную книгу автора

- Тэк-с.
Третий кружок обозначал, оказывается, издателя Рвацкого.
- Теперь смотрите: я соединяю писателя и с редактором, и с издателем.
Видите? Получилась геометрическая фигура - равнобедренный треугольник. От
издателя идет нить ко мне, и от него же идет нить к писателю. Мы с вами
связаны только художественно: рукопись какую-нибудь прочитать, побеседовать
о Гоголе... Денежных расчетов мы с вами никаких вести не будем и не можем
вести. Я с вами могу говорить об Анатоле Франсе, а с Рвацким... нет, не
могу, ибо он не понимает, что такое Анатоль Франс. Но с вами я не могу
говорить о деньгах, и по двум причинам - во-первых, деньги не должны
интересовать писателя, а, во-вторых, вы в них ничего не понимаете. Голубь,
договоры заключаются с издателями, а не с редакторами, и кроме того, Рвацкий
уезжает в 2¹/2 часа дня в Наркомпрос, а сейчас без четверти два,
так что поспешите, а не сидите у меня вялый и испуганный...
Вертелось у меня на языке:
- А почему же первый наш договор я подписал с вами?
Но уже надевая свое потертое пальтишко в передней, я спросил все-таки
глухо:
- Но вы видели его глаза? У него треугольные веки, а глаза стальные и
смотрят в угол.
Ответил он:
- Следующего издателя я достану с такими глазами, как у вас -
хрустальными. Вы, однако, человек избалованный. Внимательно прочтите то, что
будете подписывать, а также и векселя.
Не стану Вам, мой друг, описывать контору Семена Семеновича Рвацкого.
Одно скажу, поразила меня вывеска: "Фотографические принадлежности". Причем
здесь романы? Оглушительнее гораздо было то, что абсолютно ни одной
фотопринадлежности в конторе не было. Лежали пять пакетов небольшого
размера, и верхний был вскрыт, и я прочитал на коробочках надпись
"Фенацетин". Фенацетин, мой друг, как Вам известно, конечно, не что иное,
как пара-ацет-фенетидин, и примениться в фотографии может лишь в одном
случае - это если у фотографа случится мигрень. Впрочем, я ведь
фотографического дела не знаю, другое интересно: во втором углу лежали штук
сто коробок килек. Так вот: Рвацкий, по словам редактора, в 2¹/2
часа должен был ехать в Наркомпрос. Кильки в Наркомпросе предлагать? Да? Или
наоборот, из Наркомпроса ему выдали кильки, и он хотел предъявить претензию,
что они тухлые?
Масса народу толкалась в конторе Рвацкого. Все были в шляпах и
почему-то встревожены. Я слышал слова "вексель", "Шапиро" и "проволока".
Принял меня Рвацкий как привидение. У меня создалось впечатление, что я
его испугал.
Твердо могу сказать, что ему мучительно не хотелось подписывать ни
векселя, ни договор. Выходило из его слов такое: что и договор, и векселя
это предрассудок и что неужели я думаю, что он не заплатит мне? Представьте
себе, был момент, когда я дрогнул... Вижу, как Вы топаете ногой.
Он хотел, чтобы я написал ему бумагу, что разрешаю ему печатать роман.
Вы хохочете? Погодите. У меня хватило твердости. Я почувствовал, что я
бледнею, и пошел к выходу. Тогда он меня вернул, мучительно пожимая плечами;
при общих неодобрительных взглядах послал в лавочку за вексельной бумагой.
Словом, я вышел из конторы через час, имея в кармане четыре векселя на