"Михаил Булгаков. Москва краснокаменная." - читать интересную книгу автора

белых туфлях.
Катит пестрый маскарад в трамвае.
На трамвайных остановках гвалт, гомон. Чревовещательные сиплые альты
поют:
- Сиводнишняя "Известия-я"... Патриарха Тихххх-а-а-ана!.. Эсеры...
"Накану-у-не"... из Берлина только што па-а-лучена...
Несется трамвай среди говора, гомона, гудков. В центр.
Летит мимо Московской улицы. Вывеска на вывеске. В аршин. В сажень.
Свежая краска бьет в глаза. И чего, чего на них нет. Все есть, кроме
твердых знаков и ятей. Цупвоз. Цустран. Моссельпром. Отгадывание мыслей.
Мосдревотдел. Виноторг. Старо-Рыковский трактир. Воскрес трактир, но
твердый знак потерял. Трактир "Спорт". Театр трудящихся. Правильно. Кто
трудится, тому надо отдохнуть в театре. Производство "сандаль". Вероятно,
сандалий. Обувь дамская, детская и "мальчиковая". Врывсельпромгвиу.
Униторг, Мосторг и Главлесторг. Центробумтрест.
И в пестром месиве слов, букв на черном фоне белая фигура - скелет
руки к небу тянет. Помоги! Голод. В терновом венце, в обрамлении косм,
смертными тенями покрытое лицо девочки и выгоревшие в голодной пытке глаза.
На фотографиях распухшие дети, скелеты взрослых, обтянутые кожей, валяются
на земле. Всмотришься, представишь себе - и день в глазах посереет.
Впрочем, кто все время ел, тому непонятно. Бегут нувориши мимо стен, не
оглядываются...
До поздней ночи улица шумит. Мальчишки - красные купцы - торгуют. К
двум ползут стрелки на огненных круглых часах, а Тверская все дышит,
ворочается, выкрикивает. Взвизгивают скрипки в кафе "Куку". Но все тише,
реже. Гаснут окна в переулках... Спит Москва после пестрого будня перед
красным праздником.
...Ночью спец, укладываясь, Неизвестному Богу молится:
- Ну что тебе стоит? Пошли назавтра ливень. С градом. Ведь идет же
где-то град в два фунта. Хоть в полтора.
И мечтает:
- Вот выйдут, вот плакатики вынесут, а сверху как ахнет...
И дождик идет, и порядочный. Из перержавевших водосточных труб хлещет.
Но идет-то он в несуразное, никому не нужное время - ночью. А наутро на
небе ни пылинки!
И баба бабе у ворот говорит:
- На небе-то, видно, за большевиков стоят...
- Видно, так, милая...
В десять по Тверской прокатывается оглушительный марш. Мимо ослепших
витрин, мимо стен, покрытых вылинявшими пятнами красных флагов, в новых
гимнастерках с красными, синими, оранжевыми клапанами на груди, с красными
шевронами, в шлемах, один к одному, под лязг тарелок, под рев труб рота за
ротой идет красная пехота.
С двухцветными эскадронными значками - разномастная кавалерия на
рысях. Броневики лезут.
Вечером на бульварах толчея. Александр Сергеевич Пушкин, наклонив
голову, внимательно смотрит на гудящий у его ног Тверской бульвар. О чем он
думает - никому не известно... Ночью транспаранты горят. Звезды...
...И опять засыпает Москва. На огненных часах три. В тишине по всей
Москве каждую четверть часа разносится таинственный нежный перезвон со