"Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита (Черновые редакции романа)" - читать интересную книгу автора

пребывало в заблуждении и частично будущая поэма Бездомного должна была
послужить великому делу освобождения от заблуждения.
Меж тем товарищ Берлиоз погрузился в такие дебри, в которые может
отправиться, не рискуя в них застрять, только очень начитанный человек.
Соткался в воздухе, который стал по счастью немного свежеть, над Прудом
египетский бог Озирис, и вавилонский Таммуз, появился пророк Иезикииль, а за
Таммузом - Мардук, а уж за этим совсем странный и сделанный к тому же из
теста божок Вицлипуцли.
И тут-то в аллею и вышел человек. Нужно сказать, что три учреждения
впоследствии, когда уже, в сущности, было поздно, представили свои сводки с
описанием этого человека. Сводки эти не могут не вызвать изумления.
Так, в одной из них сказано, что человек этот был маленького росту,
имел зубы золотые и хромал на правую ногу. В другой сказано, что человек
этот был росту громадного, коронки имел платиновые и хромал на левую ногу. А
в третьей, что особых примет у человека не было. Поэтому приходится
признать, что ни одна из этих сводок не годится.
Во-первых, он ни на одну ногу не хромал. Росту был высокого, а коронки
с правой стороны у него были платиновые, а с левой - золотые. Одет он был
так: серый дорогой костюм, серые туфли заграничные, на голове берет,
заломленный на правое ухо, на руках серые перчатки. В руках нес трость с
золотым набалдашником. Гладко выбрит. Рот кривой. Лицо загоревшее. Один глаз
черный, другой зеленый. Один глаз выше другого. Брови черные. Словом -
иностранец.
Иностранец прошел мимо скамейки, на которой сидели поэт и редактор,
причем бросил на них косой беглый взгляд.
"Немец", - подумал Берлиоз.
"Англичанин, - подумал Бездомный. - Ишь, сволочь, и не жарко ему в
перчатках".
Иностранец, которому точно не было жарко, остановился и вдруг уселся на
соседней скамейке. Тут он окинул взглядом дома, окаймляющие Пруды, и видно
стало, что, во-первых, он видит это место впервые, а во-вторых, что оно его
заинтересовало.
Часть окон в верхних этажах пылала ослепительным пожаром, а в нижних
тем временем окна погружались в тихую предвечернюю темноту.
Меж тем с соседней скамейки потоком лилась речь Берлиоза.
- Нет ни одной восточной религии, в которой бог не родился бы от
непорочной девы. Разве в Египте Изида не родила Горуса? А Будда в Индии? Да,
наконец, в Греции Афина-Паллада - Аполлона? И я тебе советую...
Но тут Михаил Александрович прервал речь.
Иностранец вдруг поднялся со своей скамейки и направился к
собеседникам. Те поглядели на него изумленно.
- Извините меня, пожалуйста, что, не будучи представлен вам, позволил
себе подойти к вам, - заговорил иностранец с легким акцентом, - но предмет
вашей беседы ученой столь интересен...
Тут иностранец вежливо снял берет, и друзьям ничего не оставалось, как
пожать иностранцу руку, с которой он очень умело сдернул перчатку.
"Скорее швед", - подумал Берлиоз.
"Поляк", - подумал Бездомный.
Нужно добавить, что на Бездомного иностранец с первых же слов произвел
отвратительное впечатление, а Берлиозу, наоборот, очень понравился.