"Михаил Булгаков. Луч жизни (Фантастическая повести)" - читать интересную книгу автора

воздух, весь столб вобрался в лопухи, и только одни глаза остались и не
мигая смотрели на Александра Семеновича. Тот, покрытый липким потом,
произнес четыре слова, совершенно невероятных и вызванных сводящим с ума
страхом. Настолько уж хороши были эти глаза между листьями.
- Что это за шутки...
Голова вновь взвилась, и стало выходить и туловище. Александр Семенович
поднес флейту к губам, хрипло пискнул и заиграл, ежесекундно задыхаясь,
вальс из "Евгения Онегина". Глаза в зелени тотчас загорелись непримиримой
ненавистью к этой опере.
- Что ты, одурел, что играешь на жаре? - послышался веселый голос Мани, и
где-то, краем глаза, справа уловил Александр Семенович белое пятно.
Затем истошный визг пронизал весь совхоз, разросся и взлетел, а вальс
запрыгал как с перебитой ногой. Голова из зелени рванулась вперед, глаза
ее покинули Александра Семеновича, отпустив его душу на покаяние. Змея
приблизительно в пятнадцать аршин и толщиной в человека, как пружина,
выскочила из лопухов. Туча пыли брызнула с дороги, и вальс закончился.
Змея махнула мимо заведующего совхозом прямо туда, где была белая кофточка
на дороге. Рокк увидел совершенно отчетливо: Маня стала желто-белой и ее
длинные волосы как проволочные поднялись на пол-аршина над головой. Змея
на глазах Рокка, раскрыв на мгновение пасть, из которой вынырнуло что-то
похожее на вилку, ухватила зубами Маню, оседающую в пыль, за плечо, так
что вздернула ее на аршин над землей. Тогда Маня повторила режущий
предсмертный крик. Змея извернулась пятисаженным винтом, хвост ее взмел
смерч, и стала Маню давить. Та больше не издала ни одного звука, и только
Рокк слышал, как лопались ее кости. Высоко над землей взметнулась голова
Мани. Затем змея, вывихнув челюсти, раскрыла пасть и разом надела свою
голову на голову Мани и стала налезать на нее, как перчатка на палец. От
змеи во все стороны было такое жаркое дыхание, что оно коснулось лица
Рокка, а хвост чуть не смел его с дороги в едкой пыли. В смертной тошноте
он оторвался наконец от дороги и, ничего и никого не видя, оглашая
окрестности диким ревом, бросился бежать...


Живая каша

Агент Государственного политического управления на станции Дугино Щукин
был очень храбрым человеком, он задумчиво сказал своему товарищу, рыжему
Полайтису:
- Ну что ж, поедем. А? Давай мотоцикл. - Потом помолчал и добавил,
обращаясь к человеку, сидящему на лавке: - Флейту-то положите.
Но седой трясущийся человек на лавке, в помещении дугинского ГПУ, флейты
не положил, а заплакал и замычал. Тогда Щукин и Полайтис поняли, что
флейту нужно вынуть. Пальцы присохли к ней. Щукин, отличавшийся огромной
силой, стал палец за пальцем отгибать и отогнул все. Тогда флейту положили
на стол.
Это было ранним солнечным утром следующего за смертью Мани дня.
- Вы поедете с нами, - сказал Щукин, обращаясь к Александру Семеновичу, -
покажете нам где и что.
Но Рокк в ужасе отстранился от него и руками закрылся, как от страшного
видения.