"Дарья Булатникова. Распылитель Пухольского" - читать интересную книгу автора

семидесяти четырех лет и скончаться в собственной постели от пневмонии в
одна тысяча девятьсот пятидесятом году. Что произошло?
Пухольский озадаченно почесал в затылке и встал. Богоробов молчал,
разинув рот.
-- В каком... году?! -- наконец выдавил он, с усилием сводя челюсти.
-- В одна тысяча девятьсот пятидесятом, -- повторил Пухольский и снова
спросил: -- Ну, так что там у вас случилось, почему тебя в распыл отправили?
Коменданту пришлось рассказать всё: и про свои кобелиные виды на
машбарышню, и про Зинину коварную подлость. Пухольский слушал, не перебивая,
а когда Богоробов замолчал, достал из кармана синюю коробочку, моментально
развернувшуюся у него в руках в довольно большую планшетку, типа штабной.
Что он делал с этой планшеткой, Богоробов не видел, да и не смотрел особо,
потому что внимание его привлекла парочка, продефилировавшая неподалеку.
Девушка была ему незнакома, а вот молодой статный брюнет...
В памяти всплыла ночь, когда они только наладили распылитель, и
отправляли в него привезенных, не дожидаясь утра. А фамилия брюнета была...
нет, не вспомнить. Но левый эсер -- точно!
А это означало... Что это означало, Богоробов сформулировать не мог.
Вернее, мог, но уж больно страшно звучали слова "контрреволюционный
заговор".
-- Эй, студент! -- негромко окликнул комендант Пухольского. Тот
отмахнулся, продолжая тыкать пальцем в планшетку и что-то рассматривать на
ней. -- Раз уж я тебе всё, как на духу, то может, и ты мне объяснишь, что
происходит? Откуда ты знаешь, когда я умру, зачем ты нам свою аппаратину
вместо верных трехлинеек подсунул, зачем бывшим студентом прикидывался?
-- Надо было тебя сразу обратно отправить, -- задумчиво пробормотал
Пухольский и поморщился. -- Только ты ведь сдуру снова в распылитель
полезешь. Или к начальству с докладом побежишь. Так ведь?
Богоробов подумал и кивнул.
-- Вот видишь. А это значит, что сектор пять-восемнадцать прикрыть
придется. И возиться потом с корректировкой, утечку информации
ликвидировать. А нам нужно, чтобы до пятнадцатого мая следующего года все на
твоем пункте оставалось, как есть. Нужно ещё две с половиной тысячи человек
переправить.
-- Так я и думал, -- с удовлетворением произнес комендант. -- Шпион ты!
Контра недобитая! Смастерил машинку, и рад-радехонек, что чекистов обманул и
буржуев от революционного возмездия уберег.
-- Не одних буржуев, -- пожал плечами Пухольский. -- Вон ребята с
третьей станции сейчас принимают людей, расстрелянных деникинцами.
-- Но тогда зачем?
-- Не зачем, а почему, -- отрезал Пухольский. -- Думаешь, светлое
будущее, за которое вы так рьяно боролись, становилось светлее оттого, что
сотни тысяч, миллионы людей в муках погибали? Вы истребляли друг друга во
имя каких-то идеалов, а нам расхлёбывать пришлось. Каждое убийство, каждая
казнь, каждая загубленная жизнь -- черное пятно на ментальном поле планеты.
Увечили, его, как могли. Хотя, что ты знаешь о ментальном поле... Короче,
загнали вы нас в тупик.
-- Кого это -- вас? -- злобно поинтересовался Богоробов, оглядываясь.
-- Потомков! -- одновременно с ним разозлился Пухольский. -- Тех, кто
после вас пришёл в мир, больной прошлой ненавистью и страданиями! Сколько