"Дарья Булатникова. Распылитель Пухольского" - читать интересную книгу автора

всего ещё было и после вашего красного террора...
-- Чего было?
-- Узнаешь. Позже. Изменить прошлое нельзя. Вернее, изменить-то можно,
но доказано -- это ещё больше навредит будущему. Раз уж нельзя избежать
массовых убийств в прошлом, мы спасаем тех, кто погиб.
-- Всех? -- Богоробов вспомнил порубленных белоказаками мальчишек из
отряда Никольцева, расстрелянных рабочих в Самаре, и задумался.
-- Да, всех. Без классовых и идеологических различий, без разделения на
жертв и палачей. Вы думали, что ваши потомки будут жить, как у Христа за
пазухой, яблони на Марсе разводить, а по выходным ко двору короля Артура на
машине времени путешествовать. Нам же приходится практически все планетарные
ресурсы направлять на спасение людей. Те же машины времени, -- он махнул
рукой в сторону торчашего посреди поляны распылителя. -- Видел бы ты, какими
наши миссионеры возвращаются из Бабьего Яра или Пирл-Харбора...
Пухольский замолчал, мрачно уставившись на одуванчик у своих ног.
Вдалеке звенел детский смех.
Богоробов тоже молчал. Потом глухо спросил:
-- Какой у вас нынче год?
И услышал в ответ: -- Две тысячи четыреста шестьдесят третий.
-- И коммунизма на Земле нет?
-- Нет, и никогда не было. Ни на Земле, ни здесь.
-- А это -- не Земля? -- Богоробов поднял глаза к небу, в синеве
которого плыли забавные барашки облаков и летала то ли большая птица, то ли
аэроплан.
-- Это -- Альтер-Земля, -- коротко ответил Пухольский. -- Альтер-Земля
с альтер-историей.
-- Понятно, -- ответил Богоробов, хотя мало что понял. Впервые в жизни
он вдруг ощутил, что у него есть сердце. Оно заныло, словно сдавленное
чужими холодными пальцами, и стало медленно падать вниз. К горлу подступила
тошнота. Пухольский посмотрел на него встревожено, но ничего не сказал.
Помолчали.
-- И что теперь будет? -- наконец спросил Богоробов.
-- Да то же, что и раньше. Вернешься в своё время, и всё пойдет
по-прежнему.
-- А если всё-таки Кривцову доложу?
-- Кто тебе поверит? Решат, что после контузии галлюцинациями
страдаешь, -- Пухольский криво улыбнулся. -- Был у нас случай... Впрочем,
неважно.
Что-то тихо тренькнуло. Пухольский посмотрел на планшетку, нажал
какую-то кнопку.
-- Мне пора? -- комендант старался, чтобы его голос звучал спокойно.
-- Пора. Переход уже свободен.
Богоробов, сутулясь и хромая больше обычного, пошел к распылителю,
чувствуя, как внутри вместо сердца гулко бухает пустота.
-- И не дури там, -- в голосе Пухольского не чувствовалось
уверенности. -- Тебе жить положено, товарищ Богоробов!
Когда комендант встал на черный кружок и закрыл глаза, то понял, что
жить ему дальше абсолютно незачем. Хотелось исчезнуть, только не знать того,
что ему пришлось узнать.
Подвал встретил его гулкой тишиной. На столе белел лист с исчерканным