"Ксения Букша. Inside out (Наизнанку) " - читать интересную книгу автора

- Скорее, повесит и кремирует! - скептически добавлял Маккавити. - Ой,
ну, на хрен, вот это ночка...

14
Франческа Суара действительно была журналистом какое-то время. Она даже
училась в специальной группе под руководством Хелен. В этой Хелен было не
меньше ста килограммов весу, бедра у нее были, как ведра, а лапки неожиданно
маленькие и аккуратные, так что когда она задумывалась и растопыривала их
над клавиатурой, казалось, что она собирается перебирать ягоды. Молодых
журналистов учили не только мастерству, но и некоторому специальному
отношению к миру.
- Вы должны уметь убедить себя, - говорила Хелен. - Это вовсе не значит
себе врать. Просто вы сначала творите текст. Вы структурируете мир: завязка,
кульминация, развязка, - в самом мире этого нет, это придумываете вы. Основа
- ваши желания, страхи, потребности, общие для всех людей.

Потом началась практика; Франческа часами простаивала на
пресс-конференциях, пытаясь хоть что-нибудь записать, но слова сыпались, как
рыбья чешуя, и не соединялись. Франческе казалось, что все врут, причем не
то чтобы они просто искажали факты, нет, дело было гораздо сложнее - они
врали всем видом, и выбором слов, и сами слова были ложными, неправильно
называли предметы. Франческа замечала, что их так и тянет схематично
рисовать то, о чем они говорят, на доске маркером: так они могли лучше
чувствовать, что все это - их. Сравнивая мир и информацию о мире, и к тому
же веря, что информация так же влияет на мир, как и мир - на нее, Франческа
ужасалась. Например, на приемах, где были модные люди и роскошные яства, ее
все время одолевали мысли о тех, кто живет за забором. Это было что-то
патологическое, одновременно жалость и жуткая злость на обе стороны, на тех
и других.

- Вам совсем-совсем не должно быть жалко, - внушала Хелен. - Жалость -
это психическая болезнь. Не лечится. Вдруг начинают думать: я здесь ем
фуа-гра, а они там мрут, как мухи. Это неправильно - принципиально. Они сами
виноваты. Им больше ничего не надо - они хотят умереть, поэтому живут там.
Мы хотим жить, поэтому мы - здесь. Никакой жалости! Понимаете?

Франческа высыпала гречку в манку и перебирала ее часами: отчасти
помогало. Ей было отвратительно. Она чувствовала, что неспособна к
журналистской работе. Ну, как если бы она хотела стать хирургом - а от вида
крови падала бы в обморок.

Это был один из последних репортажей из-за забора. Писать решили люди
из зоны Франкфурта. Франческе велели их курировать. На участке было очень
страшно, одни развалины и в них костры, и ехать можно было только по старой
железной дороге на дрезине с угольной топкой. Они проехали мимо костров и
развалин, бросая уголь в топку: чух-чфсс! Чух-чфсс! - дрезина чух! уголь в
печку чфсс! Потом Франческа сидела за компьютером и описывала свои ощущения,
как ей было страшно - "все-таки могут и тачку остановить, убить, ограбить,
изнасиловать", - и, между прочим, упомнила о том, что испугалась, хоть и
оперативный журналист. Тут на мобильник ей позвонили и сказали незнакомым