"Кристофер Бакли. Суматоха в Белом Доме " - читать интересную книгу автора

навалилась усталость. Служение демократии оказалось серьезным испытанием.
За эти месяцы я поднабрал вес, и лоб у меня стал выше еще, наверное, на
целый дюйм. Когда же я поднимался по лестнице, у меня запотевали очки, да и
коленки ныли в сырую погоду. Конечно, мне уже почти пятьдесят, и нет ничего
странного, что возраст дает о себе знать. Однако если мое здоровье
оставляет желать лучшего, то смогу ли я стать, спрашивал я себя, достойным
советником президента Соединенных Штатов Америки?
Ничего себе размышления, да еще в тот момент, когда я только-только
приближался к порогу власти.
- Мистер Вадлоу!
Голос Барбары вернул меня к реальности.
- Как вы себя чувствуете?
- Отлично, Барбара. Как хорошо настроенная скрипка.
Однако мою секретаршу невозможно было обмануть.
- Принести вам горячей воды?
Я не пью ни чай, ни кофе; по утрам добрая чашка горячей воды
успокаивает меня и одновременно стимулирует - это такая своего рода
подготовка к работе.
В первый раз я пришел на службу в свой новый кабинет. По моей просьбе
Август Хардести, управляющий Белого дома, переделал его в стиле, который
предпочитала администрация Резерфорда Хэйеса, одного из моих любимых
президентов2.
Мы с Хардести уже обменялись парой резких слов. По мне, так он старый
привередливый крючкотвор и, наверное, республиканец. На наше появление в
Белом доме он смотрел с нескрываемым раздражением слуги, проданного вместе
с поместьем и вынужденного способствовать осквернению святыни. Чуть ли не
сквозь зубы он проинформировал меня, что не имеет чести быть "декоратором".
Но мой кабинет он все же переделал в стиле 1870-х годов. Огромная
медная плевательница помещалась рядом с письменным столом, который, должно
быть, в последний раз покрывали лаком еще при жизни Хэйеса. Я насчитал
восемь трещин. Дубовая крышка стола до того покоробилась, что напоминала не
очень сильно, но все же волнующееся море. Но вершиной всего, а точнее
вершиной наглости и неуместности, был телефон - древнее сооружение со
слуховой трубкой. Чтобы достойно завершить карикатуру, старый козел
поставил еще один такой же аппарат кричаще-красного цвета с надписью
"охрана". Когда я попытался крутануться в кресле, то чуть не повредил себе
позвоночник. При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что я сижу на комоде
красного дерева.
- Барбара! - едва сдерживаясь, крикнул я. - Позовите Хардести!
Тут зазвонил проклятый допотопный телефон: дррррин - дррин.
Я услышал голос президента, но так, словно он говорил в другой конец
длинной трубы, приставленной к моему уху:
- Герб! Вас почти не слышно! Где вы, черт побери?
Чувствуя себя оскорбленным, я сослался на техническую неисправность.
Хардести сполна заплатит мне за это.
Задрав ноги на стол, без пиджака, с распущенным галстуком и в облаке
дыма, президент сидел за столом, который когда-то принадлежал ФДР3. Я не
удивился, увидев его в такой позе, но дым меня поразил. То, что он курит,
было одной из величайших тайн предвыборной кампании.
Со времен Никсона ни один кандидат в президенты не курил и уж точно не