"Джордж Бьюкенен. Мемуары дипломата " - читать интересную книгу автора

это, но Нератов, товарищ министра иностранных дел, предостерег меня, сказав,
что поднимать этот вопрос было бы преждевременно. Поэтому я ограничился при
своей аудиенции настойчивым указанием на рост германского влияния и на
антибританскую кампанию, а также на серьезность внутреннего положения. Если,
говорил я императору, я предпринял столь серьезный шаг по поводу нападок
Булацеля на британскую армию, то это потому, что, как мне известно, его
газета субсидируется могущественной антибританской кликой. Эта кампания
ведется не только в Петрограде, но и в Москве и других городах, и я имею
основание думать, что германофилы в России работают в пользу мира,
благоприятного для Германии, и пытаются убедить общество, что Россия ничего
не выиграет от продолжения войны. Император ответил, что тот, кто заводит
такие речи, когда некоторые русские области находятся еще в руках врага,
изменник. Напомнив мне свое заявление в начале войны, что он не заключит
мира, пока последний неприятельский воин не покинет русской земли, он
сказал, что ничто не заставит его щадить Германию, когда придет время для
мирных переговоров. Москва, прибавил он, дала явственное доказательство
чувств, питаемых Россией к Великобритании, избрав меня почетным гражданином,
и мне нечего беспокоиться.
Когда я спросил, не обдумывал ли он вопроса о выпрямлении русских
границ за счет Германии, его величество ответил, что он боится, что ему
пришлось бы удовлетвориться и нынешними границами, как они ни плохи.
Германцы должны быть изгнаны из Польши, но русское наступление внутрь
Германии стоило бы слишком тяжелых жертв. Его целью всегда было создание
объединенной Польши под протекторатом России, как буферного государства
между Германией и Россией; но он не питает в настоящее время никакой надежды
на включение Познани в Польшу. Затем я решился спросить, правда ли, что в
беседе, которую имел Протопопов с германским агентом в Стокгольме, последний
утверждал, что если бы Россия захотела заключить мир, то Германия
эвакуировала бы Польшу и не возражала бы против присоединения к России
Константинополя. Император ответил, что он совершенно не может припомнить,
сделано ли было такое заявление Протопопову, но что он действительно читал
его в донесении одного из своих агентов. Он прибавил, что я могу быть
уверен, что такого рода предложение не имело бы для него никакого значения.
В дальнейшей беседе я указал на глубокое недовольство, господствующее
во всей стране и вызванное сокращением доставки съестных припасов и
разрухой, которая уже проникла в Петроград. Министр путей сообщения, говорил
я, сказал мне недавно, что левые партии пытаются использовать положение с
целью добиться политических уступок от правительства, но, как я ни люблю и
ни уважаю г. Трепова, я не могу согласиться с его взглядом на этот вопрос.
Это не политический вопрос в строгом смысле слова, и это не движение в
пользу конституционной реформы. Я верю, что власти не прибегнут к
репрессивным мерам, так как недовольство вызвано сознанием того, что в столь
богатой стране, как Россия, трудящиеся классы не могут получить предметов
первой необходимости вследствие неспособности администрации. Я не мог также
скрыть от его величества того факта, что, согласно донесениям, полученным
мною от наших консулов, крестьянство, всегда считавшее императора
непогрешимым, начало терять веру в него, и что самодержавие теряет почву
вследствие непредусмотрительности его министров. Император, имевший
несколько смущенный вид, когда я ему говорил это, спросил меня относительно
петроградских стачек; но я не был в состоянии сообщить ему сколько-нибудь