"В.А.Брюханов. Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 года " - читать интересную книгу автора

последним, но, "будучи встречен Кулябко очень радушно, я не привел своего
плана в исполнение", - показывал позднее Богров. Импровизируя на ходу,
Богров - действительно "старый", опытный, заслуженный и многократно
проверенный агент Охранного отделения, хотя и отошедший от активной
деятельности, - объяснил свой визит появлением в Киеве террористической
группы, которая должна установить с ним контакт - и добился вполне
естественного самого заинтересованного внимания. Оно оказалось весьма
уместным для планов Богрова: без поддержки высокого полицейского начальства
ему не удалось бы ничего добиться в условиях чрезвычайной организации
охраны, сопровождавшей киевские торжества.

В конце концов Богров воспользовался последней остававшейся ему
возможностью - до разъезда высоких гостей из Киева - и стрелял 1 сентября в
Столыпина в Городском театре, причем выбор жертвы произошел в самый
последний момент: "Буду ли я стрелять в Столыпина, или в кого-либо другого,
я не знал, но окончательно остановился на Столыпине уже в театре, ибо, с
одной стороны, он был одним из немногих лиц, которых я раньше знал, отчасти
же потому, что на нем было сосредоточено общее внимание публики" - царь в
тот момент, в антракте спектакля, отсутствовал в зрительном зале - и
вернулся туда сразу после выстрелов (а что могло бы затем произойти в той
панике, если бы у Богрова оказался сообщник?! - об этом наверняка должны
были задуматься чины, ведшие расследование).

На суде Богров добавил: "Когда я шел в проходе, то [если] кто-нибудь
догадался спросить меня "что вам угодно?", я бы ушел, но никто меня не
удерживал и я выстрелил 2 раза. Что я делал, я не сознавал". Богров
действительно появился в театре только за несколько минут до покушения и
объективно был вынужден импровизировать на ходу. До последнего мгновения
тело и душа Богрова сопротивлялись вынужденному поступку - убийству невинной
жертвы (если такой термин может вообще применяться к политическим деятелям и
полицейским!) и последующей собственной гибели.

Отметим, что Богров, будучи невероятным себялюбцем и честолюбцем, не
лишенным комплекса Герострата, весьма своеобразно размышлял о выборе жертвы.
Не решившись на простейший вариант - убийство Кулябки, он сосредоточился
затем на максимально значительной цели - Николае II или Столыпине. Тут
возникали, с его точки зрения, свои за и против. Цареубийство было бы,
конечно, гораздо более эффектным актом, но в этом случае был выше и риск
массовых еврейских погромов - как возмездия за святотатственное
преступление, совершенное евреем, - и это сдерживало Богрова, не лишенного
сочувствия и сострадания к соплеменникам.

К этому добавим, что и кара самому Богрову была бы различной при этих
вариантах - и об этом его (не как предполагаемого непосредственного убийцу,
а как лицо, имевшее отношение к возможным решениям воображаемых террористов)
могли прямо информировать Кулябко и его сообщники, имевшие свой интерес в
устранении Столыпина.

Существенно, однако, что 31 августа, накануне состоявшегося
террористического акта, происходило так называемое "гуляние" в Киевском