"Янка(Иван Антонович) Брыль. В Заболотье светает" - читать интересную книгу автора

запрещения, никак не в силах поверить, что я уже осужден быть не ее и не
своим, а их.
Но их я не стал.
Следом за мной в нашу часгь из полицейского участка пришла
характеристика. "Мы тебя знаем, Сурмак! - кричал плюгавенький Копытко, наш
капрал. - Ты хам и пана Езуса босого по жнивью гонял бы!.."
Как-то этот Копытко, прыгая, как воробей, перед строем, долго ругал
меня то "быдлом с востока", то еще крепче, а потом, не стерпев моей улыбки,
полез с кулаками. Тут уж и я не вытерпел: двинул его по-мужичьи в нос - и,
разумеется, сразу попал за решетку. Толстенький прокурор с большущей саблей,
похожий на сказочного петуха из детской книжки, без особого труда доказал
"высокому суду", что все это "тайная рука большевиков", и мне отмерили, не
поскупившись.
Отсидеть срок до конца не пришлось: судили меня летом тридцать девятого
года. Через несколько недель после суда те, кого мы так долго ждали с
востока, разбили железные двери панской тюрьмы.
На второй день Отечественной войны я вышел в свой третий, самый большой
поход, а вернулся домой поздней осенью сорок седьмого года...


2

Последние двадцать километров пришлось форсировать пешком.
Шел хорошо знакомым большаком и думал о многом, - и о моих походах, и о
матери: сколько раз она провожала меня из дому, сколько раз встречала. О
Вале думал - как ей живется в новой семье? Как там справляется Микола?
Что-то делается в нашем Заболотье?
Кое-что мне было известно. Да что письма!..
Неплохо, если б загудела сзади машина или застучали по камням колеса,
если бы остановился кто-нибудь да крикнул: "Садись, солдат, подвезу!"
Но никого, к сожалению, не было. Вокруг стоял туман. По обе стороны
дороги видны были только старые березы да тонкие деревца молодых посадок.
Поднимаясь на Высокую гору, я догнал человека на подводе. Первая живая
душа на пути от райцентра до дома, и душа очень хорошо знакомая...
Старый Бобрук сидел на телеге, спрятав нос в воротник, и я решил пройти
мимо. Колеса грохотали по булыжнику, и вот сквозь этот грохот послышался
голос:
- Сумрак! Василь Петрович!.. Да стой ты, тпрру!.. А-а, вот это радость
так радость!..
Хотя радость была и не так уж велика, пришлось поздороваться, а потом,
когда дорога пошла под гору, и присесть на телегу.
- Из Германии? - спросил Бобрук. - Мать, бедная, все глаза проглядела,
вас дожидаючись.
- А вы, дядька, откуда? Поставки, должно быть, возили? - спросил я
наугад, чтоб только не слушать его фальшивых речей, но попал в самую точку.
- Да вот никак не сдам. Поставки...
- Да что же вы один из всего села? Запоздали, что ли?
- Какое, Василь Петрович, запоздал! Вожу, никак не перевожу. Опять
решили в кулаки меня записать, как в тридцать девятом. Тридцать, говорят,
гектаров земли. А что я, чужое забрал? Батраков, говорят, да батрачек