"Фрэнсис Брайан. Джим Хокинс и проклятье острова Сокровищ (продолжение романа Стивенсона) " - читать интересную книгу автора

планы, чтобы никогда не возвращаться в Англию. Свой трактир "Подзорная
труба" у бристольских доков, с его большим дымным залом и опрятными красными
занавесями, он продал, перед тем как взойти с нами на борт "Испаньолы".
Джон Сильвер! Он умел заставить вас почувствовать вашу собственную
значимость. Долговязый Джон! Я видел, как он убил человека. Я слышал, как он
замышлял низкое преступление. Я знал, что он способен лгать и вашим, и
нашим. И все же я скучал о нем, когда он ушел - исчез в одну знойную ночь в
живописной закрытой гавани, где мы бросили якорь, чтобы пополнить свои
запасы.
Однако это было десять лет тому назад. Постепенно мое новое плавание
вошло в свою колею, и я снова смог наслаждаться видом голубого неба и
широким пустынным простором океана, не испытывая больше никаких страхов
из-за мятежа, когда-то устроенного Сильвером на этом судне.
После пяти дней следования по судоходным путям нам перестали
встречаться другие суда; мы не видели вблизи ни шхуны, ни военного корабля,
ни брига - черного или какого-либо иного цвета. Однажды к нам пристала стая
дельфинов, и они резвились так близко, что можно было бы коснуться их рукой.
Это был наш самый яркий опыт приобщения к иной жизни. С каждым днем солнце
грело все жарче.
В ту ночь, когда Сильвер сбежал с корабля, он прихватил с собой часть
наших сокровищ. Этот груз был сложен так небрежно, что мы не могли с
точностью определить, что именно он взял или сколько, думали, он забрал один
из мешочков с монетами; я же полагаю, он захватил с собой и несколько
золотых слитков, когда прорезал переборку. Насколько я знаю Сильвера, он
заявил бы, что не совершил ничего дурного, позволил себе лишь забрать свою
долю - "честную дольку, Джим"; но в любом случае мы об этом не жалели. Его
присутствие на борту порождало у нас неприятные мысли. Ведь он, в конце
концов, спас нам жизнь, а мы, несмотря на это, везли его домой, в Англию,
где его должны были судить как пирата и бунтовщика и где он, почти
наверняка, угодил бы на виселицу. Мне помнится, что воздух в ту ночь, когда
он исчез, был особенно теплым; после десятидневного плавания тот же зной
начинал покрывать мое лицо потом.
Фортуна благоприятствовала нам, посылая попутные ветры, и капитан Рид с
командой использовали это преимущество самым лучшим образом. Дисциплина на
судне соблюдалась такая, какой я никогда и нигде не видел. Никто из матросов
не стоял без дела, убивая время, никто не задерживался, чтобы поговорить о
погоде или просто обменяться шутками. Впрочем, столь строгое соблюдение
матросами порядка не мешало проявлениям естественной вежливости, когда,
скажем, мы встречались на узких сходнях. Любой из членов команды уступал нам
дорогу и разговаривал только тогда, когда к нему обращались.
Капитана Рида я видел мало. От моего дядюшки я слышал, что он раза два
снова встречался с капитаном и считает его "глубоко сосредоточенным и весьма
старательным человеком".
Плавание становилось для меня истинным отдыхом. Сон на корабле - одно
из величайших и глубочайших удовольствий в жизни человека: я чувствовал себя
успокоившимся и снова полным сил. Наконец я мог позволить себе обратиться
мыслями к Грейс Ричардсон. Перед отъездом из дома я обещал себе, что, пока
мы будем в море, попытаюсь разобраться со своими чувствами к ней. Должен ли
я сказать ей о том, что творится в моем сердце? Нет, пока еще нет, - сначала
нам надо успешно завершить намеченное; однако я намеревался задать ей самые