"Фрэнсис Брайан. Джим Хокинс и проклятье острова Сокровищ (продолжение романа Стивенсона) " - читать интересную книгу автора

в ход должны были пойти ловкость и умение, если я хоть в какой-то мере ими
обладал. Вскоре, когда я неуклюже овладел искусством удерживать шлюпку,
чтобы течением ее не прибило обратно к берегу, море взяло дело в свои руки и
повлекло меня прочь с пугающей силой.
Теперь мне стало понятно, отчего гребцам приходилось так напрягаться,
ведя шлюпку к берегу сегодня утром. С каждой набегающей волной и с помощью
весел, ставших в моих руках скорее рулями, меня относило течением все дальше
и дальше в море. Из-за этого течения мистер Колл и не захотел высаживаться
на большом отдалении от устья Северной стоянки.
А потом... я позволил течению отнести шлюпку слишком далеко! Я
намеревался ввести ее в поток, шедший, насколько я мог видеть, на таком
расстоянии от "Испаньолы", что мой крик был бы услышан. Однако волны решили
иначе, и меня понесло в другом направлении, гораздо дальше к западу, чем мне
хотелось плыть. Море там очень неспокойное, а я на это вовсе не рассчитывал.
Хуже того - я неожиданно услышал страшный рев, похожий на рев дикого зверя,
и понял, что меня несет на риф. Мой замысел провалился.
Неужели я закрыл глаза? Да, должно быть, я их закрыл. На какой-то миг,
будто собираясь прекратить всякое движение, лодка стала тяжелой точно
свинец, весла почти перестали слушаться моих ослабевших рук. Это было
затишье перед бурными событиями: все последующие мои действия происходили в
каком-то мятущемся тумане, ибо единственное, что я мог делать, это сидеть
прямо и неподвижно, отдаваясь на волю волн.
До сих пор мне снятся страшные сны про этот риф. Громче и громче
становился его рев, и глаза мои зажмурились еще плотнее. По обеим сторонам
шлюпки бушевали волны, то вздымаясь мощными колоннами, то закручиваясь в
смерчи; они то швырялись белой пеной, то становились зелеными, то черными...
И все же ни один смерч не обрушился на мою лодку, хотя я вымок от брызг и
лицо мое покрылось солью. Раз или два я открыл глаза, но их слепила белизна
бушующих вод, а уши мои заложило от оглушительного рева.
А потом, вдруг - тишина, или, может быть, просто шум стал более
приглушенным, и я открыл глаза. И увидел, откуда я только что выбрался: это
был котел бурно кипящих вод, сверкающих, буйных и пенистых, то вздымающихся,
то опадающих. У океана есть свои холмы и опасные впадины; я мог сейчас
разглядеть грозные зубы рифа, которых мне удалось избежать. Неужели я смог
провести эту неуклюжую лодку через все это? Я не чувствовал гордости, одно
лишь облегчение, а в душе уже рождались знакомые упреки самому себе из-за
того, что по собственной вине я снова попал в глупое положение.
Да и главная моя проблема не была решена: как мне приблизиться к
"Испаньоле"? Я оглянулся. Солнце плясало на волнах, и поодаль от меня, ярдах
примерно в ста, я увидел другое течение, очень похожее на то, которое мне
следовало использовать, тоже идущее параллельно берегу. Оно наверняка могло
приблизить меня к "Испаньоле", правда, к другому ее борту, обращенному не к
земле, а к морю.
Здесь не было течения, идущего к берегу, которое могло бы мне помочь,
но я рассчитал, что, если сяду на носу шлюпки с двумя веслами, я, вероятно,
сумею двинуть ее на один-два ярда вперед; остальное сможет сделать ее вес.
Это решение оказалось правильным: я вошел в нужный мне поток без особых
потерь, если не считать ноющие от напряжения члены.
Теперь течение несло меня так легко, что я мог позволить себе
повернуться и посмотреть на судно. Ни домашний кров, ни пылающий очаг