"Дуглас Брайан. Дочь друидов ("Конан")" - читать интересную книгу автора

Где и когда - этого Туризинд вспомнить не мог. Слишком многих он за
свою жизнь задел, слишком многим причинил боль. Иногда - сам того не желая.
Между тем стражник продолжал:
- Ты - машина для убийства. Никто из тех, кто вышел сражаться с тобой
один на один, не имеет шанса. О какой честности можно говорить? Ты знаешь
то, что для других остается тайной.
Стражник вынул кинжал и поднес к горлу пленника.
- Оставь его, - устало приказал другой, очевидно, старший над прочими.
Он вздохнул. - Он надоел мне. Давайте скорей покончим с делом и пойдем
выпить.
На шею Туризинда набросили веревку. Старший из стражников сел на
лошадь, взял конец веревки в руку. Конь недовольно заплясал на месте,
вскинул морду, заржал: животное чувствовало близость мертвеца.
Раненого стражника посадили на коня, позади старшего, и он стал
держаться за пояс сидящего впереди. Прочие отправились пешком. Туризинд
поплелся за лошадью. К счастью, стражник ехал шагом.
Туризинду казалось, что он провалился в какую-то черную бездну. Никогда
за всю свою жизнь он не испытывал такого отчаяния. Царившая вокруг ночь как
нельзя лучше соответствовала его состоянию. Никакой надежды для него не
оставалось.
В первые мгновения он еще пытался бороться с этим чувством, думать.
Вспоминать прошлое. Вспоминать людей, которые учили его. Его первый командир
утверждал, что безнадежность - прекрасное состояние: когда человеку нечего
терять, он становится непобедимым.
"Чем меньше ты боишься умереть, тем меньше вероятность твоей гибели", -
говорил он. Отказавшись от надежды уцелеть, человек побеждает.
Туризинд растянул рот в кривой усмешке. И ведь он побеждал - побеждал
когда-то! Он выводил свой отряд из самых безнадежных засад, они ухитрялись
уцелеть в самых кровопролитных сражениях. И вовсе не потому, что находились
на сравнительно безопасных участках - нет! Наемников никто не жалел.
Напротив, ими всегда затыкали самые жуткие дыры. И они выходили оттуда почти
без потерь - потому, что не боялись. И потому что их командир учил этому.
Туризинд командовал наемниками больше двух лет и потерял за эти годы
всего пятнадцать человек. Нет, семнадцать. Семнадцать. Последних двоих он
повесил сам. Он вспомнил тот день, когда закончилась последняя междоусобная
война между герцогом Эброндума и графством. Армия герцога получила приказ
возвращаться. Победа! Спорные территории отошли к герцогству.
Кругом смеялись и пили, безудержно пили. И только один человек не был
счастлив посреди общего веселья. Туризинд сидел в лагере, возле своей
палатки, и, уронив голову на большой полковой барабан, безутешно плакал.
Слезы изливались из самой глубины его души. Он рыдал, как ребенок, и не мог
остановиться. Так он не плакал, кажется, никогда за все двадцать семь
прожитых им лет. Даже в детстве, даже похоронив родителей, даже в годы
голодных скитаний по всему Аргосу, по Зингаре и Аквилонии.
Он и сам не мог бы сказать в тот день, что оплакивает. Свою молодость?
Да, тогда, в миг окончания войны, закончилась его молодость, и он знал это -
знал так хорошо, словно некто сказал ему об этом. Может быть, он плакал над
погибшими товарищами? Может быть...
Ни раньше, ни потом Туризинд не уронил ни слезинки. Все выплакал тогда.
Вернулись другие солдаты, пьяные и счастливьте, и смеялись над ним. А он