"Ханс Кристиан Браннер. Ариэль" - читать интересную книгу автора

обхватила его, налегла на него убийственным грузом. Густые черные волосы
накрыли его смертоносной волной - волосы, мокрые от дождя, пахнущие землей,
травой и хвоей; влажный холод ее волос, рук и ног одолел сухой жар его тела,
всосал его в себя, поглотил его, в ознобе лежал он рядом с ней, дрожа от
всевластного холода, настолько сильного, что изнутри жег его пламенем, и он
чувствовал, что вот-вот умрет. Но он не умер и не воспрянул от сна, а лишь
все глубже увязал в джунглях желания и уже перестал быть самим собой, а был
ею, женщиной, той, что бежала от него в ночь, в ливень, босая мчалась по
песку, ломилась сквозь мрак сосняка, сквозь хруст сосновых сучьев и,
исхлестанная ветвями, вырвалась на скат против моря и упала в траву,
распласталась в мокрой траве под дождем и жадно глотала дождь, падавший с
неба. Ее глазами смотрел он, осязал ее кожей, ее слухом ловил близкий шум
моря и чувствовал в то же время, хмелея от счастья, что и она отринула свою
женскую суть и вселилась в него, женской властью своей околдовав его жесткие
спокойные руки, и, мягкая, нежная, стлалась под ними, тяжело оседая на ложе,
и руки наконец пригвоздили ее к нему, готовую принять в себя мужчину.
Медленно погружался он в пучину женского тела, и медленно подкатывали волны,
морские волны: то возносили их обоих на гребень, то опускали вниз, то
ласково и неспешно, то так, что захватит дух, а после покажется, что сейчас
засосет в бездну, и наконец их настигла последняя злая волна, во тьме
занесла над ними белый пенистый завиток и замерла, долго-долго не опадая,
спаяв их в одно и испепелив. Все это время он прижимался лицом к плечу
жен-шины, хороня его в черных, гладких ее волосах с их влажным, соленым
запахом моря, и только в самый последний миг она властно обхватила и
приподняла его голову, чтобы встретиться с ним глазами. Он увидел, как
что-то дрогнуло в ее зрачках, лицо ее исказилось, сделалось безобразным и
рот раскрылся в беззвучном крике. Но когда все было уже позади и он вновь
потянулся к ней, чтобы, разбив молчание, приласкать ее, снова привлечь к
себе, она рукой закрыла ему рот, покачав головой, отвернулась и легла лицом
к стенке.
Он улыбнулся про себя и подумал: а ведь она права - что еще могут они
теперь сказать друг другу, слова бессильны что-либо отнять или добавить.
Никогда прежде не знал он такой упоительной легкости и покоя, такой
блаженной опустошенности и утомления. Он с силой потянулся и почувствовал,
как к нему подкрадывается дремота: медленно завладевала она его телом,
медленно пронизывала его вплоть до кончиков пальцев. Уже и веки сомкнулись,
и с вещей слетели маски, и мысли сбросили чинный наряд, отсеченные от места
и времени, но по-прежнему неуверенно-робко мешкали на пороге. Слуха его
коснулось смутное грохотанье: то ли с воли доносилось оно, то ли из тесной
комнаты, где кругами разливалось тепло, и он сказал себе, что надо бы встать
и захлопнуть печную дверцу. Но теперь уже поздно было вставать, идти через
всю комнату к печке, поздно, да и без смысла - все, что могло случиться, уже
случилось, и ничего уже не изменишь, нечего бояться, и нечего ждать, и
только одно осталось: видение женщины на коленях перед огнем.
И в пропасти сонной мглы его подстерегал этот образ - вечное,
неизбывное, долгожданное воплощение давней мечты. Мечта была с ним всегда,
но зримый облик ее пришел к нему на излете детства, в пору, когда он впервые
почуял дыхание смерти и ощутил ее близость. Теперь же он достиг середины
пути, не стар, но и не молод, хоть и пребывал в гуще жизни: все желания уже
сбылись, а смерть глубоко затаилась в нем и в то же время надолго