"Ханс Кристиан Браннер. Огненные кони на белом снегу (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

высь. Он хотел смерти, одной только смерти...
Уже много лет Нильс не вспоминал про дрозденка, а сейчас вдруг понял
его. Он ведь и сам как тот дрозденок. Где-то далеко-далеко его дом,
родители, братья, сестры, там тепло и уютно, да что толку? Станет ли для
него этот дом снова домом? Неужели это он сидел когда-то за столом у окна
над уроками? Неужели это он, мучительно боясь опоздать, мчался в школу?
Неужели это он, лежа вечером в постели, так радовался, что завтра
воскресенье, или его день рождения, и его ждут подарки у кровати, или
Сочельник, и все будут танцевать вокруг сияющей огнями елки и петь
"Зеленей, сияй во славу"? Он невольно усмехнулся и покачал головой - всего
месяц назад он вместе со всеми танцевал и пел у елки, ему подарили
оловянных солдатиков, он отнес их в школу и отдал Хенрику. Нарочно при ней
отдал. Хенрик растерялся:
- Чего это ты вдруг?
- Бери, бери, мне они больше не нужны, - сказал он, специально чтобы
она слышала.
Дома никак не могли понять, почему он стал таким бледным и молчаливым,
равнодушным ко всему, спрашивали, что с ним случилось, но лучше умереть,
чем откровенничать со взрослыми. Ох эти взрослые, вечно они торчат за
столом, сидят, жиреют, без конца едят да болтают, развалившись с сигаретой
на мягких креслах; осунувшийся, бледный, он молча проходил мимо них к себе
в комнату и садился читать - листал одну книгу, потом брал другую, ее тоже
откладывал и подходил к окну.
А ночью вставал с кровати и снова подходил к окошку, поглядеть на
луну, на звезды, или одевался и тихонько шел на улицу и брел туда, где
живет она, к ее белому домику с обнесенным высокой изгородью садом, к
деревьям у края поля, там он садился и замирал, не сводя глаз с ее окошка.
Снова и снова приходил он туда, бродил по глухим тропкам и зимой и ранней
весной, под ее колючим, будто ледяные иголки, дождем, под молодым
круторогим месяцем среди бегущих облаков; словно тень бродил он там белыми
летними ночами и поздней осенью по багряной шелестящей листве. А теперь он
погиб окончательно, то, что случилось, останется в нем до самой смерти, и
не хочется думать об этом, но все равно думается, все равно он умирает
опять и опять... О господи, единственный раз он не уследил за санками,
когда ей вздумалось править самой, но у нее ничего не вышло: они съехали с
колеи и понеслись по крутому склону сквозь частую решетку стволов, и высоко
взметнулся снег - разобьемся! - нет, они не разбились, но только
закружились перед глазами деревья, и склон, и темные фигурки наверху,
бледная дневная луна заплясала то ли высоко в небе, то ли в глубокой
бездне, а они вдруг очутились в снежной могиле, и все исчезло, и она упала
на него. Он ничего не видел из-за снежной пелены - или это были ее волосы?
- но слышал, как она хохотала ему в ухо и никак не могла перестать, хотя
санки уже остановились, и лишь звонкое смеющееся эхо нарушало тишину;
внезапно он ощутил на глазах ее волосы, ее лицо приблизилось к его лицу, и
ее губы медленно нашли его губы. Она поцеловала его, когда они лежали там,
погребенные под снегом. Она поцеловала его...
Он встал. Только не думать об этом, о господи, он не мог усидеть на
месте, но идти тоже не мог, потому что дрожали ноги. У первого же дерева он
опустился на корточки и прислонился спиной к стволу, дожидаясь, когда
остынет кровь и легче будет дышать. Ведь он не хотел думать об этом. Ее