"Ханс Кристиан Браннер. Никто не знает ночи " - читать интересную книгу авторапредвестие чего-то неведомого, приближающегося откуда-то извне... почудилось
некоторое время тому назад, а сейчас он уже ничего не чувствовал, сейчас в руках ощущалась пустота - от ревности и жажды мщения. Он покачал головой, мелькнули беглые мысли о возможности мщения, о полнейшей бессмысленности мщения. Он зевнул. Потом он забыл обо всем и просто тихо сидел и скучал... ...тихо сидел и скучал и услышал, как она сказала: - Ах, Том, мне не забыть этого, Том. Кто она? Как ее зовут? Она вплыла в полутьму, картинно воздев обнаженные руки, она пела, и томно изгибалась, и выделывала плавные танцевальные па вокруг его кресла, а потом скользящим движением опустилась к нему на колени и, обвив рукой его шею, промурлыкала последние слова припева ему в ухо. Сейчас она тихо сидела, теребя подол своей юбки, ее миниатюрный профиль чернел на фоне красного отсвета камина, как вырезанный из бумаги силуэт. - Нет, правда, я не могу забыть этого, Том, - повторила она в третий или в четвертый раз. Чего она не может забыть? Длинные тени ее ресниц слегка вздрагивали. - Ах, Том, ты такой чудесный любовник. Да, да, чудесный... Теперь он вспомнил. Это было в одну из тех ночей, когда он стоял в пижаме, дурак дураком, перед запертой дверью Дафны, осторожно стучался, царапался, шептал ее имя в замочную скважину, не слыша ни слова, ни звука в ответ. А когда, потеряв в конце концов всякую надежду, поплелся по коридору обратно, другая дверь бесшумно приоткрылась, ему сделали знак глазами, и темноте, с другой женщиной. Он явственно припомнил, какой он тогда испытал шок, заключив ее в объятия,- она была как две капли воды похожа на Дафну: те же миниатюрные неразвитые формы, те же тоненькие руки и ноги. Закрыв глаза, он пытался уверить себя, будто обнимает настоящую Дафну, но тщетно, ибо, хотя он старательно закрывал ей рот поцелуями, она все шептала и шептала в темноте: "Помоги мне, Том... возьми меня, Том... возьми, я хочу, я смогу, я так хочу любить тебя, слышишь, я люблю, люблю, люблю тебя, Том", - и ее вульгарный говорок копенгагенской девчонки не мог быть Дафниным... - Ты был такой добрый, - произнес потупившийся профиль со вздрагивающими тенями ресниц, - такой ласковый и терпеливый, ах, Том, разве я могу забыть... Ласковый? - подумал Томас. Терпеливый? Пожалуй, я и правда был терпелив, я ласкал ее бережно, стараясь не причинить боли, еще бы, научишься терпению, когда живешь ожиданием чуда, я играл в свою подловатую игру, в анафемскую игру с двойником Дафны, но все было напрасно, потому что она продолжала шептать те же слова, хотя это длилось чертовски долго, целую вечность. Я наверняка был пьян, подумал он, а когда напьешься, все затягивается до бесконечности и полного удовлетворения, полного расслабления так и не наступает. Только под утро он ушел от нее и вернулся к себе, возбужденный, неуспокоенный, кровь по-прежнему бурлила в жилах, и белесые пятна плясали перед глазами. В тысячный раз достал он пистолет из потайного ящика, и приставил его к виску, и дал себе сроку одну минуту, и начал следить за секундной стрелкой часов, и в тысячный раз умерло время, пока он стоял в смехотворной позе самоубийцы, думая совсем о другом: кто эта |
|
|