"Ханс Кристиан Браннер. Никто не знает ночи " - читать интересную книгу автора

вокруг тебя, пока ты там сидишь и ничего не слышишь, ничего не говоришь,
даже не замечаешь меня. А на жизнь нам с тобой вполне хватит, денег мы можем
выудить у него сколько угодно, если же тебе неохота с ним говорить, то можно
взять и послать ему письмо, а что в нем написать, я тебе скажу. Если ты
только согласишься, Том... Ну вот, опять ты спишь?
- Нет, я не сплю, - сказал Томас, борясь со сном. Встань, сказал он
себе, встань же, пока еще не поздно. Но глаза его слипались, все тело
налилось смертельной тяжестью. - Я слушаю, - сказал он, - ты говоришь,
письмо? Мы напишем письмо?
- Нет, Том, ты, наверно, не согласишься. Конечно, не согласишься, но
это и не обязательно, я сама заработаю, сколько нам нужно денег, знаешь, я
хоть и худенькая и из себя дурнушка, и не люблю я этого, а все равно есть
много мужчин, которым как раз такие и нравятся. Представляешь, Том, встречаю
я какого-нибудь незнакомого мужчину и иду к нему домой, и вот я с ним, а
сама все время думаю только о тебе и делаю это только ради тебя, и, может...
не знаю, как тебе объяснить, но, может, мне это даже необходимо, может, я
только так и научусь по-настоящему тебя любить. А, Том? Ладно? Скажи, что ты
согласен. Ну хоть ненадолго, пока я тебе не надоем или пока это все не
кончится, ведь люди говорят, теперь скоро все кончится...
Скоро, подумал Томас, очень скоро. Было что-то в окружающей его тьме и
тишине, что силилось прорваться к нему сквозь дремоту, дать ему знать, что
речь идет о жизни или смерти и если он вот в этот самый миг не встанет, то
потом будет поздно, непоправимо поздно, а сейчас вокруг не слышалось ни
звука и лампы в большой гостиной отбрасывали слабый желтоватый свет, словно
отражающийся в темном омуте. Но вот из-за двери, ведущей в прихожую, донесся
шепот, потом дверь бесшумно отворилась, луч света птичьим крылом прорезал
тьму холла и исчез - кто-то на цыпочках прокрался по ковру и стал
подниматься по лестнице к спальням, медленно и осторожно, чтоб никто не
услышал. Томас сквозь свое сонное бодрствование узнал шаги и понял, что они
означают. Восхождение, подумал он, медленное восхождение на вершину
совершенной кульминации. Кто бишь об этом толковал? Феликс, доктор Феликс,
патентованный любовник. Он ясно видел перед собой его фигуру в окутавшей
лестницу тьме: осторожно ступающие ноги в лаковых туфлях, рука, нащупывающая
перила, спина, согнувшаяся под незримым бременем. "Если бы я веровал в Бога,
я воззвал бы к нему, моля ниспослать мне смерть в этот миг..." Томас
усмехнулся сквозь сонное бодрствование.
- Ты усмехаешься, - пролепетал женский голос откуда-то снизу, с его
колен, - не хочешь, да? Ну конечно, не хочешь. Господи, какая же я
дурочка!... - Чего он не хочет? И кто эта женщина? Соня, Соня, которая не
умеет танцевать. - Конечно, ты на это не согласишься, - продолжал голос,-
еще бы, хоть ты и не считаешь меня за человека, и я тебе ни чуточки не
нравлюсь, а внешность моя и подавно не нравится: худенькая, некрасивая, на
что я такая гожусь, но ты все равно не захочешь делить меня с кем попало, я
прекрасно понимаю. Но, любимый мой, это вовсе не обязательно, я найду, как
тебе помочь, мало ли способов, я знаю место, где меня охотно возьмут
танцовщицей, если я буду танцевать совсем голая... Ах, мой любимый, ты
только представь: я танцую нагишом перед публикой в большущем зале, но что
мне за дело до этих людей, они ни при чем, ведь я принадлежу тебе одному, и
разделась донага только для тебя, и танцую только для тебя, мой любимый, мой
милый. А может... нет, я не знаю, это невозможно объяснить, но, может, я