"Ханс Кристиан Браннер. Субботний вечер (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

в ладонях.
- Ты ведь не знаешь, Ханна, ну послушай же наконец. Когда-нибудь
потом...
Но руки Ханны отстраняют его, нажимают кнопку, и в каюту струится
музыка: это танго.
- Мартин, идем танцевать!
- Правда, Ханна, почему мы теперь никогда не танцуем? Я знал раньше
столько разных па, а теперь все перезабыл. Как это?
И Ханна снова смеется, потому что Мартин танцует из рук вон плохо. Он
видит людей насквозь и, конечно, будет знаменитым писателем, но танцевать он
не умеет, этого дара у него нет. Но я люблю тебя за это, люблю тебя, глупый,
толстый, неуклюжий мальчик!
Теперь они забились в одно кресло и снова болтают о пьесе Мартина. Ох
эта пьеса! Мартин никак не может перестать говорить о ней.
- Знаешь, Ханна, может случиться... Но рука Ханны зажимает ему рот.
- Молчи, не все ли равно, что может случиться? Дай лучше мне сказать.
Итак, значит, премьера. Ох, Мартин, представляешь, на мне то платье,
помнишь, я тебе показывала? То есть не то, но такого же цвета. Но это уж моя
забота. А ты в новом смокинге, к тому времени у нас будут деньги и ты
похудеешь: мы займемся теннисом. И конечно, мы придем в последнюю минуту.
Театр битком набит, и все зрители шепчут: "Тсс! Это он, глядите, он!"
- Но они же меня не знают!
- Как это - не знают? Ты забыл, что в последнее время газеты каждый
день печатают статьи о тебе и твои портреты? Это ведь не какая-нибудь
заурядная пьеса, это твоя! Мартин, смотри, мы сели в первый ряд, свет
понемногу гаснет, перед занавесом дирижер, весь в черном; вот он поднимает
палочку, а позади нас головы, головы, головы... Яблоку негде упасть. И вот
началось! Мартин, это же бешеный успех! Слышишь, они хлопают, вызывают тебя.
Наконец занавес поднимается и ты выходишь... Ой, тут я умру. Только, Мартин,
после этого мы ни за что не вернемся домой. Ты подумай: цветы, телеграммы,
непрерывные звонки, - нет, мы лучше уедем. Все равно куда, лишь бы нас там
не знали, ну хотя бы к морю, представляешь, посреди зимы! Оденемся потеплее
и всю ночь напролет будем гулять по берегу, а газет читать не станем, они
печатают всякую ерунду. Они ведь не могут написать о тебе так, как надо. Ох,
вот если бы мне дали написать...
Цветы, телеграммы, слава - Мартин улыбается. Ну да, улыбается, как
умный человек, видящий все насквозь. Побережье, гостиница - это летние мечты
Ханны, которые теперь возродились вновь. Она мечтала о поездке и строила
разные планы с самого мая по октябрь. А теперь на улице осенняя непогода,
ветер срывает с деревьев красные листья, и - раз-два - летние мечты
превратились в зимние: "Оденемся потеплее и всю ночь будем гулять по
берегу... а потом, в гостинице..." Фальшивая идиллия, пошловатая роскошь, но
в шепоте Ханны звенящий трепет, такой знакомый и всегда новый, и руки Ханны
такие гибкие и нежные. Мартин улыбается, но все-таки идет вдоль берега, и
маленькие круглые волны, отороченные кружевной пеной, осторожно набегают на
берег, отступают и снова рвутся вперед. Мартин уже не слышит, что ему шепчет
Ханна, да и разве дело в словах - он встает, больно ударившись о стул, в его
руках белеет нежная и тяжелая ноша. На его затылке сплелись руки Ханны,
словно кольцо, которое наконец сомкнулось.
Свет в окне гаснет, над крышами воет ветер. "Ой, какой ветер!" -шепчет