"Макс Брукс. Мировая война Z " - читать интересную книгу автора

попятился, напрягся и схватил его за вторую руку. Потом завел ее мертвяку за
спину, сжал его загривок и с ревом, которого никогда от себя не ожидал,
толкнул сиафу на балкон и выбросил его на улицу. Он упал на асфальт лицом
вверх, не переставая шипеть на меня, несмотря на разбитое тело.
В дверь внезапно застучали. Нашу возню услышали другие сиафу. Теперь я
действовал на инстинкте. Заскочил в спальню старика и принялся срывать
простыни с кровати. Прикинул, что много их не понадобится, всего натри
этажа, и вдруг... я застыл, как те, на фотографии. Вот что привлекло мое
внимание, один последний снимок на голой стене его спальни. Черно-белое,
шероховатое семейное фото. Мать, отец, маленький мальчик и скорее всего тот
самый старик в молодости, в военной форме. Он что-то сжимал в руке: у меня
едва не остановилось сердце, когда я понял, что именно. Я поклонился
человеку на фотографии и едва не со слезами на глазах сказал: "Аригато".
- Что было у него в руке?
- Я нашел его на дне сундука в спальне, под стопками связанной бумаги и
потрепанными остатками военной формы со снимка. Ножны были зеленые, акулья
кожа на рукояти стерлась, но сталь клинка... ярче серебра, не заводская
штамповка... легкий полукруглый изгиб и длинный прямой конец. Плоские
широкие линии, складывающиеся в кику-суи, императорскую хризантему, и
настоящая, не травленная кислотой река окаймляли закаленное лезвие.
Изысканная работа, и явно выкован для боя.
(Я показываю на меч рядом с ним. Тацуми улыбается).


Киото, Япония

Сэнсэй Томонага Идзиро точно узнает, кто я, за несколько секунд до
того, как я вхожу в комнату. Я определенно хожу, пахну и даже дышу как
американец. Основатель японского Татенокаи, или "Общества защиты",
приветствует меня поклоном и рукопожатием, потом приглашает сесть перед ним.
Кондо Тацуми, заместитель сэнсэя, делает нам чай, потом садится рядом со
старым хозяином. Томонага начинает интервью с извинений за неудобства,
которые мне может причинить его внешний вид. Безжизненные глаза сэнсэея не
видят с раннего юношества.
- Я хибакуся. Я потерял зрение в 11.02 девятого августа 1945 года по
вашему календарю. Я стоял на горе Компира, наблюдал за возможной угрозой с
воздуха вместе с несколькими ребятами из своего класса. В тот день было
облачно, так что я скорее услышал, чем увидел Б-29, пролетающий низко над
головой. Один-единственный Бсан, возможно, разведчик, даже докладывать не о
чем. Я едва не рассмеялся, когда мои одноклассники попрыгали в щель, и не
сводил глаз с долины Ураками, надеясь разглядеть американский
бомбардировщик. Вместо него я увидел вспышку, а дальше - темнота.
В Японии хибакуся, "выжившие после бомбардировки" занимали отдельное
место на социальной лестнице. К нам относились с сочувствием и печалью:
жертвы и герои, символы трагического прошлого. Но как человеческие существа
мы являлись нечем иным, как изгоями. Ни одна семья не одобрила бы брак
своего ребенка с одним из нас. Хибакуся были нечистой кровью в незапятнанном
генетическом он-сене[54] Японии. Я глубоко переживал позор: не просто
хибакуся, но обуза из-за своей слепоты.
Я слышал, как за окнами санатория мои соотечественники борются за