"Макс Брукс. Мировая война Z " - читать интересную книгу автора

восстановление нашей страны. А чем помогал им я? Ничем!
Столько раз я пытался найти работу, пусть мелкую и незначительную.
Никто меня не брал. Но все же я - хибакуся, и я узнал столько вежливых
способов отказа. Брат умолял меня переехать к нему, заверяя, что они с женой
могут позаботиться обо мне и даже найти какую-нибудь "полезную" работу по
дому. Для меня это было даже хуже санатория. Он только вернулся из армии, и
они пытались завести еще одного ребенка. Навязываться им в такой момент
казалось немыслимым. Конечно, я думал о самоубийстве. Даже сделал несколько
попыток. Но что-то меня останавливало, каждый раз удерживая руку, тянувшуюся
за горстью таблеток или осколком стекла. Я считал это слабостью, чем же еще?
Хибакуся, паразит, а теперь еще и позорный трус. В те дни не было предела
моему стыду. Как сказал император в своей капитуляционной речи перед
народом, я действительно "терпел нестерпимое".
Я покинул санаторий, ничего не сказав брату. Не знал, куда направляюсь,
только бы подальше от жизни, от воспоминаний, от себя. Я скитался, просил
милостыню... у меня больше не оставалось чести, чтобы ее потерять... пока не
осел в Саппоро, на острове Хоккайдо. Эта холодная северная пустыня всегда
была самой малонаселенной префектурой Японии, а с потерей Сахалина и Курил
стала, как говорят на Западе, крайней точкой.
В Саппоро я познакомился с садовником-айном, Ота Хидеки. Айны -
старейшее население Японии, на социальной лестнице они стоят даже ниже
корейцев.
Наверное, поэтому он пожалел меня. Еще один отверженный племенем
Ямато... Возможно, ему некому было передать свои умения. Его сын так и не
вернулся из Маньчжурии. Ота-сан работал в "Акакадзэ", бывшем роскошном
отеле, который теперь служил центром для японских репатриантов из Китая.
Вначале администрация жаловалась, что у них нет средств нанимать еще одного
садовника. Ота-сан платил мне из собственного кармана. Он был моим учителем
и единственным другом, а когда он умер, я хотел последовать за ним. Но...
каков трус! Я не мог себя заставить. Вместо этого продолжал существовать,
тихо копался в земле, пока "Акакадзэ" превращался из репатриационного центра
в роскошный отель, а Япония из побежденных руин в экономическую
супердержаву.
Я все еще работал в "Акакадзэ", когда узнал о первых японских вспышках
эпидемии. Я подрезал живую изгородь возле ресторана и подслушал разговор
гостей об убийствах в Нагумо. По их словам, какой-то человек убил
собственную жену, а потом набросился на тело и стал его пожирать подобно
дикой собаке. Тогда я в первый раз услышал термин "африканское бешенство". Я
решил не обращать внимания и продолжил работу, но на следующий день
разговоров стало больше, больше приглушенных голосов на лужайке и возле
бассейна. Нагумо не шел ни в какое сравнение с более серьезной вспышкой в
больнице "Сумитомо" в Осаке. А на следующий день это случилось в Нагоя,
Сендаи, Киото... Я пытался выбросить страшные разговоры из головы. Мне и так
пришлось уехать на Хоккайдо, чтобы сбежать от мира, доживать дни в позоре и
бесславии.
Голос, наконец убедивший меня в опасности, принадлежал менеджеру отеля,
чопорному деловому служащему. После вспышки заболевания в Хиросаки он собрал
персонал чтобы опровергнуть раз и навсегда эти нелепые слухи о восстающих из
мертвых тварях. Мне приходилось полагаться только на слух, но когда человек
открывает рот, о нем уже можно сказать все. Господин Сугавара выговаривал