"Макс Брукс. Мировая война Z " - читать интересную книгу автора

демонстрации. Только слепой не заметил бы, что свобода почти у нас в руках.
Израильтяне ушли со всех оккупированных территорий, и мы уже готовились
освободить Аль-Кудс, который они называют Иерусалимом! Борьба фракций,
вражда различных организаций сопротивления... я знал, что все это утихнет,
как только мы объединим усилия в последнем походе против евреев. Как отец
этого не видит? Неужели он не понимает, через пару лет, пару месяцев, мы
сможем вернуться домой как освободители, а не как беженцы!..
- Как разрешился ваш спор?
- "Разрешился"? Какой милый эвфемизм. Он "разрешился" после второй
вспышки, более крупной, в Аль-Джахра. Отец просто уволился, снял все деньги
со счета, сколько было... чемоданы уже собраны... заказ билетов подтвержден.
Где-то ревел телевизор: спецназ штурмовал парадный вход в дом. Во что они
стреляли, видно не было. Официально во всем обвиняли "прозападных
экстремистов". Мы с отцом спорили, как обычно. Он пытался вбить мне в
голову, что именно видел в больнице. Убеждал, что, когда наше правительство
признает опасность, для нас уже будет слишком поздно.
Я, конечно, потешался над его робким невежеством, готовностью изменить
борьбе. Чего ждать от человека, который всю жизнь драил туалеты в стране,
обращавшейся с нашим народом лишь немногим лучше, чем с филиппинскими
гастарбайтерами. Он не видел перспективы, потерял всякое самоуважение.
Сионисты поманили его призрачной надеждой на лучшую жизнь, и он накинулся на
нее, как собака на объедки.
Со всем возможным терпением отец пытался внушить мне, что он любит
Израиль не больше самого воинственного из "мучеников Аль-Аксы", но, похоже,
только в этой стране активно готовятся к надвигающейся буре и только там
нашу семью приютят и защитят.
Я рассмеялся ему в лицо. А потом сказал, что уже нашел веб-сайт "Детей
Яссина"[13] и жду электронного письма от вербовщика, который, судя по всему,
действует прямо в Кувейте. Я сказал отцу: иди и будь шлюхой йехуда, если
хочешь, но в следующий раз, когда мы увидимся, я буду спасать тебя из лагеря
для интернированных. Я очень гордился этими словами, думал, что выгляжу
героем. Я обжег его взглядом, встал из-за стола и бросил последнюю фразу:
"Поистине, злейшие из животных у Аллаха - те, которые не веровали!".[14]
За обеденным столом вдруг стало очень тихо. Мама опустила глаза, сестры
переглянулись. Слышно было только, как в телевизоре истерично кричит
репортер, призывая всех сохранять спокойствие. Отец не отличался крупным
телосложением. Я бы никогда не назвал его и грозным, по-моему, он даже
голоса ни разу не повышал. Но тут в его глазах появилось что-то новое, а
потом отец вдруг накинулся на меня - ураган с громом и молниями. Я прижался
к стене, в левом ухе звенело от пощечины. "Ты ПОЕДЕШЬ! - кричал он, тряся
меня за плечи. - Я твой отец! Ты ПОВИНУЕШЬСЯ МНЕ!". От следующего толчка у
меня потемнело в глазах "ТЫ УЕДЕШЬ ВМЕСТЕ С НАМИ ИЛИ НЕ ВЫЙДЕШЬ ОТСЮДА
ЖИВЫМ!" Снова тычки, выкрики и оплеухи. Я не понимал, откуда взялся этот
человек, этот лев, сменивший моего покорного, тщедушного, с вашего
позволения, отца. Лев, защищающий своих детенышей. Он знал, что страх - его
единственное оружие, способное спасти мне жизнь, и если я не боюсь чумы, то,
черт возьми, тогда буду бояться его!
- Сработало?
(Смеется).
- В каком-то смысле я все-таки стал мучеником. Я проплакал всю дорогу