"Макс Брукс. Мировая война Z " - читать интересную книгу автора

думали упаковать вещи и отправиться домой. Я уверена: многие не думали ни о
чем, кроме завтрашнего дня, благодарные небесам хотя бы за то, что они
наконец-то в безопасности, а все как-нибудь образуется. "Мы вернемся домой,
не успеешь и глазом моргнуть, - говорили некоторые. - К Рождеству все
закончится".
(Она показывает мне на другой предмет, вмороженный в лед. Спальный
мешок с изображением Губки Боб Квадратные Штаны[30]. Мешок маленький, в
коричневых пятнах).
- Для чего это предназначалось, как вы думаете? Для теплой спальни
друзей? Ладно, пусть нормальный мешок достать не смогли - магазины для
туристов выкупали или громили первыми - но вы не поверите, как неразумно
вели себя некоторые. Многие были из Солнечного пояса, кое-кто даже из южной
Мексики. Люди залезали в спальные мешки, не снимая ботинок, которые нарушают
кровообращение. Выпивали, чтобы согреться, не понимая, что на самом деле
понижают температуру своего тела, выделяя слишком много тепла. Носили
тяжелые пальто поверх футболки, занимались физическим трудом, потели и
снимали пальто. Хлопковая ткань впитывала пот. Поднимался ветер... в первый
сентябрь заболели многие. Простуда и грипп. Они заразили остальных.

В начале все были милы друг с другом. Работали вместе. Обменивались,
даже покупали что-то у других семей. Деньги еще кое-что значили. Все думали,
что банки скоро вновь откроются. Когда бы мама с папой ни пошли искать еду,
меня всегда оставляли у соседей. У меня было такое маленькое радио, которое
надо заводить, крутя ручку, и мы слушали новости каждый вечер. Там только и
рассказывали, что об отступлении войск, о том, как военные бросают людей на
милость судьбы. Мы слушали с дорожной картой США в руках, отмечали города,
из которых приходили новости. Я сидела у папы на коленях. "Видишь, - говорил
он. - Они не уехали вовремя. Они не такие умные, как мы".
Отец пытался улыбаться. Какое-то время я думала, что он прав.
Но через месяц, когда еда начала заканчиваться, а дни становились все
холоднее и темнее, люди изменились. Не стало больше костров, совместных
ужинов и пения. В лагере царил хаос, никто не убирал за собой мусор. Пару
раз я ступала в дерьмо. Его даже не потрудились закопать.
Меня уже не оставляли у соседей, родители никому не доверяли. Стало
опасно, вспыхивали драки. Я видела, как Две женщины боролись за шубу,
которая порвалась прямо посредине. Видела, как один парень поймал другого на
краже и бил его по голове монтировкой. Обычно потасовки и крики случались
ночью. То тут, то там звучал выстрел и за ним плач. Однажды мы услышали, как
кто-то шарит у нашей импровизированной палатки, которую мы натянули вокруг
минивэна. Мама велела мне пригнуть голову и закрыть уши. Папа вышел наружу.
Я слышала крики сквозь прижатые ладони. Выстрелило папино ружье. Кто-то
закричал. Папа вернулся с бледным лицом. Я так и не спросила его, что
случилось.
Люди собирались вместе только в моменты появления мартвяков из числа
тех, что последовали за третьей волной, в одиночестве или маленькими
группками. Это происходило каждые пару дней. Кто-нибудь бил тревогу, и все
объединялись, чтобы уничтожить зомби. А потом, как только все заканчивалось,
мы снова ополчались друг против друга.
Когда замерзло озеро, а мертвяки перестали появляться, многие решили,
что можно идти домой.