"Паскаль Брюкнер. Божественное дитя" - читать интересную книгу автора

кровати. На ее округлый живот были направлены две камеры, соединенные с
громадным экраном, а расположенные у брюшной полости датчики передавали
голос Луи в мощные микрофоны. Зал был набит избранной публикой, за которой
наблюдали принаряженные университетские служители; на улице многотысячная
толпа ожидала начала трансляции, Телевидение вело прямой репортаж с места
события. Члены Ученого совета, видные деятели науки и государственные мужи
с ухмылкой готовились к встрече, намереваясь сделать из Луи котлету.
Заставить их состязаться даже не с ребенком, а с младенцем в утробе,
недозрелым плодом! Будет чудом, если бедолага сумеет выговорить хотя бы
первую букву алфавита! И они начали дискуссию с нескрываемым злорадством.
Прежде всего малышу были предложены вопросы по основам сократовской
майевтики, картезианского сомнения, кантовских антиномий чистого разума.
Луи без всякого труда справился с поставленной задачей, чем поверг
слушателей в изумление. Равным образом он сумел изъяснить различия между
понятиями энтелехии и сущности, эйдоса и ноумена, раскрыл смысл дилеммы
Лейбница о нечто и ничто, а также подверг критике утверждение Дунса Скотта
о том, что мир прекрасен в соответствии с Божьей волей.
- Кстати, о Боге, - добавил, не удержавшись Луи, - я могу говорить с
полной ответственностью. Не так давно Он заходил ко мне за советом. Он был
не слишком-то доволен Собой, поверьте мне!
На протяжении дискуссии Крошка Луи, которому все-таки было трудно
скрыть свой возраст, несколько раз принимался с шумом сосать большой палец
на ноге. Как если бы Хайдеггер вдруг сунул в рот палец во время лекции! В
такие моменты малыш причмокивал от удовольствия, и мордашка его
расплывалась в младенческой улыбке. Порой ему требовалось, чтобы
кто-нибудь хлопнул его по спинке, давая возможность выпустить газы, когда
он начинал тараторить взахлеб, - но разве заслуживает внимания детское
срыгивание, если речь идет о крестном пути абсолютного разума у Гегеля?
Иногда он портил воздух пуканьем, но никто этого не замечал. Суровые
мудрецы и влиятельные персоны ошеломленно переглядывались, повторяя: "Это
невероятно!" - но приходилось признать очевидный факт. Эксперты и судебные
исполнители подтвердили чистоту произведенного опыта со всей
категоричностью: здесь не было и намека на чревовещание - о великих
принципах европейской философии действительно рассуждал младенец, лежавший
в материнской утробе!
Луи упивался успехом: ему хотелось не только блеснуть познаниями, но
поразить слушателей, ошеломить их гениальностью своих суждений. Хотя
больше никто не задавал ему вопросов, он взял инициативу в свои руки,
раскрыв соотношение гегелевских понятий истинной и ложной бесконечности с
математической трансцендентальностью у Кантора, затем перешел к онтологии
небытия у Эрнста Блока - являюсь ли я тем, что я есть, или нахожусь в
становлении? - и сравнил с метафизическими рассуждениями Сартра о небытии
существующего и бытии несуществующего. Чувствительный только к красоте
слога, он жонглировал абстракциями и парадоксами, насыщал свою речь
силлогизмами и нанизывал друг на друга сентенции; наслаждаясь всеми
гранями мысли, он надувался от гордости, а слушатели его, оглушенные этим
невиданным педантизмом, втягивали голову в плечи, словно под обстрелом.
Когда же он в заключение упомянул о критическом анализе, которому
французский математик Анри Пуанкаре подверг априорные синтетические
суждения Канта, публика не выдержала. Почтенные мужи аплодировали стоя, со