"Конни Брокуэй. Мой милый враг " - читать интересную книгу автора

в доме всего трех служанок, и все они находились на разных сроках
беременности. Он кивнул им, и руки женщин тут же взметнулись вверх, чтобы
скрыть смешки. Очаровательное зрелище.
До сих пор он мало общался с женской прислугой, однако у него возникло
подозрение, что в большинстве домов горничные не разражались смехом при
виде проходящего мимо мужчины. Проведя всю свою сознательную жизнь среди
мужчин, он находил сугубо женский мир Милл-Хауса столь же таинственным и
полным экзотики, как и любую из тех стран, в которых ему довелось побывать.
Этот мир властно манил его к себе.
Женские голоса разносились по коридорам от рассвета до заката,
заполняя их громкой музыкой, звонкими трелями, недовольным брюзжанием,
смехом, столь же легким и непринужденным, как камешек, отскакивающий от
зеркальной глади пруда, шумом перебранки, столь же резким, как звук
испорченного тормоза, а иногда чуть слышным шепотом, похожим на щебет
ночной птицы. Совсем как у Лили Бид... О черт!
Эта женщина незаметно проникала в его мысли в самые неподходящие
моменты, заставая его врасплох. Однажды ему пришлось наблюдать, как колдун
слепил из воска грубое изображение человеческой фигуры, чтобы навлечь
проклятие на своего врага и подослать к нему злых духов, которых не мог
видеть никто, кроме его жертвы. Нет нужды добавлять, что бедняга был
перепуган до смерти. Эйвери чуть было не дался искушению обшарить комнату
Лили Бид в поисках ее собственного воскового изображения, поскольку он
никак не мог выбросить злополучную женщину из головы.
О дьявольщина! Ведь он же был аристократом, классическим образцом
самообладания. Он два десятилетия своей жизни посвятил выработке в себе
этого качества, и, Бог свидетель, он не должен был желать ее.
Он завернул за угол, снова мысленно сравнивая Милл-Хаус его детских
грез с тем, каким он оказался в действительности. Он вспоминал нескончаемые
коридоры, обшитые деревянными панелями, похожие на гигантские пещеры залы с
величественными, как в кафедральном соборе, сводами, тысячи таинственных
томов, заполнявших полки в библиотеке, и целые армии лакеев, начищавших до
блеска сотни оконных стекол.
На самом деле в каждой комнате было всего по два окна, потолки
оказались самыми обыкновенными, высотой в девять футов, а библиотека была
забита отжившими свой век сенсациями сорокалетней давности, а вовсе не
фолиантами эпохи Шекспира, как ему когда-то представлялось. Милл-Хаус
оказался просто крупной сельской усадьбой без особых претензий, да и те
немногие, что имелись, вызывали у него улыбку - окно эркера, забранное
цветным витражным стеклом, дорогая севрская ваза и, если память ему не
изменяет, бальный зал на втором этаже. Тем не менее теперешний Милл-Хаус с
его непринужденной, располагающей к отдыху атмосферой нравился ему даже
больше, чем тот образ, который он лелеял все эти годы в своем сердце.
- Мистер Торн, сэр?
К нему вперевалку подошла рыжеволосая служанка. Она покраснела от
усилий удержать в руках большую стопку постельного белья.
- Да, Мери?
Его простой вопрос почему-то вызвал у собеседницы взрыв безудержного
веселья. Реакция горничных на самые обычные слова, которые он произносил,
была настолько сходной, что, если бы дело происходило где-нибудь в Африке,
он мог бы счесть это чем-то вроде ритуального приветствия.