"Иосиф Бродский. Путеводитель по переименованному городу" - читать интересную книгу автора

твердыней державы. В то же время он представлял себе город как духовный
центр новой России: источник разума, наук, просвещения, знания. Реализации
этого видения и была подчинена вся его сознательная деятельность; это было
не то, что побочные продукты военных посягательств в последующие эпохи.
Когда провидцу случается быть еще и императором, он действует
безжалостно. Назвать "принуждением" методы, к которым прибегал Петр I при
осуществлении своего проекта, было бы очень мягко. Он обложил налогом все и
вся, чтобы заставить своих подданных покорять новую землю. При Петре у
подданного русской короны был довольно ограниченный выбор: призыв в армию
или отправка на строительство Санкт-Петербурга, причем трудно сказать, что
было смертельнее. Десятки тысяч погибли безымянно в болотах невской дельты,
чьи острова снискали репутацию не лучшую, чем современный ГУЛАГ. С той лишь
разницей, что в 18 веке ты хоть знал, что строишь, и у тебя был шанс
получить последнее причастие и деревянный крест на могилу.
Вероятно, не было у Петра другого пути обеспечить выполнение своего
проекта. До его правления Россия не знала централизации, кроме как в военное
время, и никогда не выступала, как единое целое. Повальное подчинение,
которого добивался Медный всадник, породило русский тоталитаризм, чьи плоды
на вкус немногим приятней, чем семена. Масса требовала массовых решений, и
Петр ни в силу образования, ни в силу самой по себе русской истории не был
способен к чему-либо другому. С людьми он поступал точно так же, как с
землей под свою будущую столицу. Плотник и навигатор, этот правитель
обходился одним инструментом, планируя свой город: линейкой. Пространство
разворачивалось перед ним предельно плоское, горизонтальное, и у него были
все основания относиться к этому пространству как к карте, где прямые линии
наиболее выгодные. Ежели что и искривлено в этом городе, то не, потому что
так было намечено, а потому, что он был неряшливый чертежник - его палец
порой соскальзывал с линейки, и линия под ногтем загибалась. Как и
устрашенные подданные.
Этот город действительно стоит на костях своих строителей не меньше,
чем на забитых ими сваях. До некоторой степени это верно по отношению к
любому другому месту в Старом свете, но обычно история успевает позаботиться
о неприятных воспоминаниях. Для смягченной мифологии Петербург слишком
молод, и всякий раз, когда случается стихийное или заранее обдуманное
бедствие, можно заприметить в толпе словно бы изголодавшееся, лишенное
возраста лицо с глубоко сидящими, побелевшими глазами и услышать шепот:
"Говорят же вам, это место проклято!" Вы вздрогнете, но мгновение спустя,
когда вы попытаетесь еще раз взглянуть на говорившего, его уже и след
простыл. Тщетно вы будете вглядываться в медленно толочущуюся толпу, в мимо
ползущий транспорт: вы не увидите ничего - лишь безразличные пешеходы и,
сквозь наклонную сетку дождя, величественные очертания прекрасных имперских
зданий. Геометрия архитектурных перспектив в этом городе превосходно
приспособлена для потерь навсегда.
В целом, однако, в местном ощущении Природы, которая когда-нибудь
вернется, чтобы востребовать отторгнутую собственность, покинутую однажды
под натиском человека, есть своя логика. Она - результат не столько долгой
истории опустошавших город наводнений, сколько физически ощутимой близости
моря. Хотя дело никогда не идет дальше того, что Нева пытается выпрыгнуть из
своей гранитной смирительной рубашки, но самый вид свинцовых балтийских туч,
накатывающих на город, заставляет горожан изнемогать от напряжения, которого