"Творцы Священной Римской империи" - читать интересную книгу автора (Балакин Василий)ПО СТОПАМ ПРЕДШЕСТВЕННИКОВСкоропостижная, неожиданная для всех кончина молодого и полного сил императора Оттона II имела весьма негативные последствия для Империи, вызвав глубокий и продолжительный политический кризис. Началась ожесточенная борьба группировок за право опеки над малолетним королем, вскоре вылившаяся в открытую борьбу за корону Германского королевства, несмотря на то, что в стране уже был законный правитель — Оттон III, за избрание которого менее года тому назад единогласно проголосовала в Вероне немецкая и итальянская знать. Более того, на Рождество 983 года в Ахене состоялась, как и было предусмотрено решением Веронского рейхстага, коронация Оттона III, проведенная архиепископами Майнцским Виллигисом и Равеннским Иоанном, в ходе которой Иоанн Равеннский совершил обряд помазания. Едва в Ахене отшумели (а может, и не успели еще отшуметь) торжества по случаю коронации Оттона III, как из Рима принесли весть о смерти императора. Менее чем за три недели гонец сумел преодолеть расстояние примерно в 1500 километров, что позволяет предполагать существование в то время организованной смены лошадей или даже передачи сообщения по эстафете. Такая скорость передвижения в раннее Средневековье многим из современных историков кажется невероятной (ведь уже не существовало великолепных дорог, построенных древними римлянами), и они подвергают сомнению сообщение Титмара Мерзебургского о прибытии в Ахен вестника из Рима вскоре после коронационных торжеств, полагая, что за столь короткое время невозможно преодолеть такое расстояние. Весть и вправду прилетела стремительно, однако надо иметь в виду, что, если бы гонец прибыл в Ахен спустя много дней после коронации, он уже не застал бы там князей, присутствовавших на торжествах. Они, по данным других источников, получив сообщение о кончине ОттонаП, стали совещаться, и большинство высказалось за признание Оттона III законным престолонаследником, носителем государственной власти, хотя для ее исполнения еще и нуждавшимся в опеке. Печальное известие спутало все ранее достигнутые соглашения. Трехлетнего короля вместе с королевскими инсигниями пока передали на попечение архиепископу Кёльнскому Варину. В Германии тогда не существовало института регентства, не было и твердых правовых оснований для опеки. Формально считалось, что малолетний король, как в свое время Людовик Дитя, сам правит. От его имени издавались грамоты, осуществлялся суд и велись войны. Разумеется, это была лишь фикция, хотя и значимая в юридическом отношении. По древнегерманскому обычаю, опекуном становился ближайший родственник мужского пола по отцовской линии, но в правящих домах опекуншей могла быть и мать, тем более что в династии Оттонов она признавалась, начиная с Адельгейд, супруги Оттона I, соправительницей Инициативу захватил давний противник Оттона II, его двоюродный брат по отцовской линии Генрих Сварливый. Этот родственник императора после неоднократных восстаний был лишен своего герцогства Баварского и отправлен в 978 году в Утрехт под надзор епископа. После смерти Оттона II он освободился и забрал у архиепископа Кёльнского Варина ребенка-короля Оттона III, мать и бабка которого тогда были в Италии. Генрих Сварливый приходился Оттону III дядей по отцовской линии, поэтому и заявлял о себе как о законном опекуне. Притязания на опеку заявил и другой родственник— король Франции Лотарь III, сын Герберги, сестры Оттона I, решивший использовать внутриполитический кризис в Германии для возвращения Лотарингии в состав своего королевства. За обоими стояли различные группировки знати. Большая часть светских и духовных князей сначала поддержала Генриха Сварливого, но после того как на Пасху 984 года (23 марта) в Кведлинбурге Генрих был провозглашен своими сторонниками королем и соперничество из-за права опеки переросло в борьбу за корону, сформировалась третья группировка вокруг архиепископа Майнцского Виллигиса. Ему удалось, опираясь на поддержку саксонской знати, добиться в июне того же года на съезде знати в Pope близ Майнингена передачи Оттона III матери, императрице Феофано, прибывшей из Италии и теперь вместе со своей свекровью, императрицей Адельгейд, осуществлявшей управление страной. Внутриполитический кризис, таким образом, удалось урегулировать. В конце июня 985 года во Франкфурте состоялось окончательное примирение с Генрихом Сварливым, которому возвратили достоинство герцога Баварского, а он, в свою очередь, присягнул на верность юному королю, положив тем самым конец долгой борьбе. До франкфуртского собрания обе императрицы совместно боролись за тронные права Оттона III. Отныне же Феофано при поддержке эрцканцлера, архиепископа Майнцского Виллигиса, и канцлера, епископа Вормсского Хильдебальда, стала осуществлять регентство за малолетнего сына, тогда как Адельгейд отправилась в Павию, чтобы в Итальянском королевстве, где она обладала властными полномочиями и большим авторитетом, отстаивать интересы Империи. В Италии, не в последнюю очередь благодаря лояльности дому Оттонов маркграфа Гуго Тосканского, обстановка оставалась преимущественно стабильной. Отъезд Адельгейд из Германии в Италию был вызван определенно не разногласиями с Феофано (хотя и они, несомненно, были), но прежде всего необходимостью отстаивать интересы Империи на территориях к югу от Альп. Дабы укрепить положение своего сына как правителя, Феофано летом 985 года совершила, как того требовал обычай, вместе с ним и огромной свитой, в состав которой входил и Генрих Сварливый, объезд королевства, побывав в Рейнской области, Саксонии и Баварии. На собрании знати в Кведлинбурге на Пасху 986 года королевское достоинство шестилетнего Оттона III было подтверждено коронационным пиром, подобным тому, что состоялся в 936 году в Ахене по случаю коронации Оттона I. Очевидно, в Кведлинбурге тогда прошла «торжественная коронация», не отменявшая коронации, проведенной на Рождество 983 года в Ахене в соответствии со всеми государственными и церковными канонами, но лишь подтверждавшая ее, свидетельствовавшая о всеобщем признании нового короля. Впрочем, и пир не был простым увеселительным мероприятием, а имел важный государственно-политический смысл, являясь демонстрацией единения и согласия. В раннесредневековой Германии не только праздники, но и акты принятия наиболее значительных политических решений сопровождались пиром. На этом коронационном пиру герцоги Генрих Баварский, Конрад Швабский, Генрих Каринтийский и Бернгард Саксонский символически прислуживали королю, исполняя придворные службы, соответственно, в качестве стольничего, постельничего, кравчего и конюшего, что должно было демонстрировать единение правителя с его наиболее влиятельными подданными. Присутствовали на пиру и князья Болеслав Чешский и Мешко Польский, подтвердившие свои обязательства по уплате дани. Последний еще и присягнул на верность Оттону III, то есть вступил в более тесные отношения с Империей, нежели прежде, тогда как о чешском князе нет подобных сведений. Оба славянских правителя вернулись домой с богатыми подарками. Управляя государством от имени сына, Феофано проводила осмотрительную и весьма успешную политику, предотвратив тем самым ослабление центральной власти за многие годы малолетства Оттона III. Следует отметить, что ее высокое положение определялось не только естественным правом матери и масштабом собственной личности, но и уже упоминавшемся ее особым правом «соимператрицы» (coimperatrix), позволявшим ей, по византийскому примеру, претендовать на наследование власти и правление от имени сына. В качестве «соимператрицы» она обладала преимуществом и перед Адельгейд, которую, как вдову Оттона Великого, сначала многие хотели видеть правительницей. Феофано при жизни супруга не только по титулу была императрицей, но и реально соправительницей, и ее власть, полномочия правительницы продолжились и после его смерти. Скоропостижная кончина Оттона II обострила и внешнеполитические проблемы Германии. Очередная смута, начавшаяся в стране, вновь пробудила честолюбие французского короля. Лотарь опять вступил в союз с Гуго Капетом и заключил соглашение со своим братом Карлом, герцогом Нижней Лотарингии. За этим последовало заявление, что король Франции и его брат поддерживают оттоновскую группировку в Германии во главе с архиепископом Майнцским Виллигисом, а на опеку над Оттоном III притязают лишь с целью воспрепятствовать узурпации власти со стороны Генриха Сварливого, после чего магнаты Лотарингии дали архиепископу Реймсскому Адальберо заложников и заявили, что будут повиноваться «сыну императора под покровительством короля франков, лишь бы тот не дал править Генриху в Галлии (то есть Лотарингии. — После всех пережитых разочарований Лотарь взялся за оружие, дабы завоевать Лотарингию. Внезапной атакой он захватил Верден, однако лотарингцы сумели вскоре отвоевать город. И тогда Лотарь приступил к осаде этой хорошо укрепленной крепости, и еще в марте 985 года Верден открыл перед ним свои ворота, что явилось тяжелым ударом для оттоновской группировки. Многие лотарингские магнаты попали в плен: граф Готфрид Верденский со своим сыном Фридрихом, Зигфрид Люксембургский и юный герцог Верхней Лотарингии Дитрих. Более двух лет, вплоть до того, как пресеклась Каролингская династия во Франции, Верден оставался во власти французского правителя. С самого начала возобновления вооруженной борьбы архиепископ Реймсский Адальберо и его ближайший помощник Герберт Орильякский решили делать ставку на Гуго Капета и крепить свой союз с империей Оттонов, уверяя своих сторонников, что Лотарь правит чисто номинально, тогда как реальная власть находится у Гуго. Между тем переговоры Лотаря с Генрихом Баварским продолжались. И архиепископ Трирский Эгберт выступал за возвращение Лотарингии в состав Франции. Однако Генрих, очевидно, осознал бесперспективность своих надежд и на рейхстаге во Франкфурте в июне 985 года подчинился новому правителю Германии, за это получив назад свое герцогство Баварское. Лотарь же не собирался отказываться от своих намерений. Теперь, в отличие от ситуации 978 года, на его стороне были брат и Регинар Геннегауский. Объектом своего нападения Лотарь выбрал два крупных епископских города Нижней Лотарингии — Люттих и Камбрэ, которые предпочли капитулировать без борьбы. Дальнейшее развитие этих событий было прервано кончиной Лотаря, наступившей 2 марта 986 года в возрасте сорока четырех лет после непродолжительной болезни. 19-летнему Людовику V (986–987) пришлось выбирать одно из двух политических направлений: прооттоновское, возглавлявшееся его матерью Эммой (дочерью императрицы Адельгейд от ее первого брака) и архиепископом Реймсским, и противоположное ему, во главе с дядей, герцогом Нижней Лотарингии Карлом. Сторонники второго направления взяли верх, и молодой король после долгих колебаний решился на войну. Эмма была вынуждена покинуть двор и искать убежища у Гуго Капета, Адальберо же укрылся в одной из своих крепостей на Маасе. Позднее по просьбе Герберта он вернулся в свою архиепископскую резиденцию, где и испытал на себе весь гнев короля. Людовик грозился даже начать осаду Реймса, но потом, по совету своего ближайшего окружения, пошел на заключение временного соглашения с Адальберо: архиепископ согласился предстать перед собранием знати в Компьене и дать заложников. Принадлежавшие ему крепости Музон и Мезьер надлежало снести — Людовик считал себя законным господином Лотарингии; правда, это решение так и не успели привести в исполнение. Весной 987 года произошла по неведомой нам причине перемена в политике Людовика V. На собрании в Компьене, открытие которого состоялось 18 мая, король и архиепископ Адальберо полностью примирились. Спустя неделю Людовик со своей матерью, императрица Адельгейд, Гуго Капет, король Бургундии Конрад и герцог Швабский Конрад должны были встретиться в монастыре Монфоко неподалеку от Вердена, чтобы обсудить условия заключения мира между двумя королевствами. Однако непредвиденное событие резко изменило всю ситуацию: в результате несчастного случая на охоте Людовик V умер 21 или 22 мая 987 года. Современные исследователи склонны оценивать лотарингскую политику последних Каролингов как бесперспективную авантюру, которая отвлекла их от решения более важной задачи — внутреннего укрепления монархии. Этот упрек, пожалуй, несправедлив в том отношении, что, учитывая внутригосударственное положение, и без «лотарингской авантюры» тогда было невозможно укрепить во Франции центральную королевскую власть. Возврат к системе правления Карла Великого исключался. С пресечением Каролингской династии закончился важный этап в истории французско-германских отношений. Старая династия воплощала собой принадлежность обоих соседних государств к некому единому целому, тем более что по обе стороны границы, проведенной по Верденскому договору 843 года, еще живо было это чувство единства. С приходом к власти во Франции новой династии страна все больше обособлялась от своего восточного соседа, улетучивались последние остатки чувства политического единства. Бытовавшее прежде мнение, что новая династия Робертинов или Капетингов была более «французской», полнее учитывала национальные интересы Франции, нежели Каролинги, приверженные идее единой Империи, не выдерживает критики. Робертины, как и их предшественники, также были германского происхождения: в Западно-Франкское королевство они пришли в середине IX века со Среднего Рейна. Причиной падения Каролингов не в последнюю очередь явилась их неудачная лотарингская политика: если бы их последние представители поддерживали дружественные отношения с Германией, то герцог Нижней Лотарингии Карл при поддержке со стороны архиепископа Реймсского Адальберо и Герберта смог бы беспрепятственно вступить на трон после гибели своего племянника. Другой вопрос, сколь долго еще смогли бы удерживаться на престоле его потомки. Во всяком случае, уход с политической арены одной из двух соперничавших фамилий явился благом для Франции, поскольку открылся путь для последующего укрепления центральной королевской власти. Гуго Капет был избран на съезде знати в Санлисе королем, а вскоре затем, 1 июня 987 года, в Нуайоне архиепископ Реймсский Адальберо совершил обряд помазания его на царство. Смену династии Адальберо осуществил в полном согласии с императрицей Феофано. Этот переворот вскоре принес его организаторам ценные плоды: французы безоговорочно покинули Верден, и Адальберо смог обнять своего отважного брата Готфрида, долго томившегося в плену. Для Германии смена династии в соседнем королевстве была выгодна и тем, что Капетинги, в отличие от своих предшественников, не имели ни правовых, ни моральных оснований претендовать на Лотарингию. Хотя этот расчет в более отдаленной перспективе и оказался неверным, поскольку новая династия унаследовала все права старой, пока что Лотарингия почти не играла роли в реальной политике. Хотя Гуго Капет вступил на престол не без помощи со стороны Феофано, он, похоже, испытывал такое же неприятие к могущественному восточному соседу, как и оба его предшественника. Как императрица и византийская царевна Феофано была уязвлена тем, что Гуго просил для своего сына руки дочери византийского императора, предлагая ему за это союз против Священной Римской империи в борьбе за Южную Италию. Карл, герцог Нижней Лотарингии, не смирившийся с отстранением Каролингов от власти и продолжавший борьбу за корону Французского королевства, посетил императрицу в ее резиденции в Ингельгейме и в качестве ее вассала просил о помощи. Однако Феофано предпочла не вмешиваться в борьбу претендентов на французский престол, полагая, что ее продолжение, учитывая напряженные отношения с Гуго Капетом, отвечает интересам Империи. Эта борьба продолжалась до 991 года, когда Карл был вероломно захвачен в плен и спустя год или два умер в заточении. В качестве герцога Нижней Лотарингии ему унаследовал сын Отто, ставший одним из наиболее преданных сторонников императора Оттона III. На правах полномочной правительницы Империи Феофано вмешивалась и в события в Италии. В 988 году она собиралась лично прибыть туда, но неожиданно разболелась. Устроив свою резиденцию в Констанце, она вызвала туда итальянского эрцканцлера Петра, епископа Комо и канцлера Адальберта. В Констанце и был проведен съезд, на котором присутствовали многочисленные представители итальянской знати. Тогда были приняты важные решения, касавшиеся положения дел в Северной Италии и неоспоримо свидетельствовавшие о влиянии императрицы, сохранившемся за годы бурных событий, которые, казалось, должны были его подорвать. Особого внимания заслуживает решение Феофано возвести в ранг архиепископа своего давнего доверенного, грека из Калабрии Иоанна Филагата, ставшего в 982 году по решению Оттона II (и, очевидно, не без подсказки Феофано) аббатом Нонантолы. Чтобы теперь сделать его архиепископом, требовалось влияние императрицы не только в Северной Италии, но и в Риме на папу римского. Иоанна XIV, занявшего папский престол незадолго перед смертью Оттона II и являвшегося, безусловно, верным германскому правителю человеком, уже давно не было в живых. Бонифаций VII, в свое время вынужденный бежать из Рима в Константинополь, когда Оттон II прибыл в Италию, вскоре после его смерти возвратился из Византии и благодаря привезенным с собой деньгам вернул себе папский престол. Иоанн XIV был схвачен и заточен в замке Святого Ангела. Там его в течение четырех месяцев морили голодом, после чего Бонифаций VII, желая ускорить события, велел его отравить. Однако и этот агент Константинополя на престоле Св. Петра продержался недолго: уже в июле 985 года его настигла внезапная и, очевидно, насильственная смерть. Этот «монстр», как позднее его называли, за короткий срок вызвал столько ненависти к себе, что римляне даже надругались над его трупом: голым таскали по улицам, пинали, кололи пиками, а потом бросили у памятника Марку Аврелию, считавшегося в то время конной статуей Константина Великого, где он и валялся, пока сердобольные клирики не похоронили его. Вся эта омерзительная история как нельзя лучше характеризует ситуацию в Риме и переменчивое настроение его обитателей, с которыми вскоре пришлось иметь дело Оттону III. Без участия представителя Империи (забылись клятвы, принесенные в свое время Оттону I) состоялось избрание нового папы. Им стал кардинал-пресвитер Иоанн, ученый римлянин, сын священника Льва, принявший в качестве папы имя Иоанна XV. Первое время он был во всем послушен патрицию Иоанну Крешенцию (которого, дабы можно было отличать от его упоминавшегося ранее тезки, называли также именем Крешенций II Номентан), по сути дела являясь его подручным. Однако к 988 году, когда Феофано, уладив прочие политические проблемы, обратила свое внимание на Италию, умонастроение Иоанна XV, видимо, изменилось. Иначе не объяснить, почему он согласился исполнить желание далекой и не имевшей средств для силового воздействия императрицы. Правда, не исключено, что и Иоанн Крешенций был не прочь оказать любезность императрице — именно потому, что она была далеко, не обладала реальной силой и, следовательно, не служила для него источником угрозы. Феофано, подготовляя возведение Филагата в сан архиепископа, сделала жест доброй воли в адрес папы и римлян, распорядившись (формально от имени малолетнего Оттона III) переправить из Гамбурга в Рим останки скончавшегося там более десяти лет назад опального папы Бенедикта V, о чем просили еще Оттона I. Иоанн XV, изъявлявший готовность исполнить желание императрицы, но не имевший в тот момент такой возможности ввиду отсутствия вакантного архиепископства, действовал в духе большой политики — в том смысле, что политика шла впереди всех прочих соображений. Он собственным волевым решением отделил диоцез Пьяченцу от Равеннского патриархата и возвел его в ранг архиепископства, после чего и появился архиепископ Пьяченцский Иоанн Филагат. К моменту проведения съезда осенью 988 года в Констанце Феофано об этом уже знала и потому представила собравшимся Иоанна Филагата как архиепископа Пьяченцского, тогда же назначив его управляющим финансов Северной Италии в должности начальника королевского казначейства, отстранив от этой должности представителя местной ломбардской знати, в свое время назначенного императрицей Адельгейд. Это решение Феофано со всей очевидностью было направлено против Адельгейд как правительницы Северной Италии, и принятие столь недружественной по отношению к ней меры может объясняться лишь тем, что вдова Оттона Великого к тому времени уже перебралась, насколько можно судить по косвенным данным источников, в Бургундию к своему брату Конраду. Отныне власть Феофано распространялась и на Италию. Новое назначение, по всей видимости, имело своей целью повысить доходы королевской казны, сделав их средством для укрепления господства Империи в Северной Италии. Поскольку по состоянию здоровья Феофано была вынуждена пока отложить посещение Италии, в последующие месяцы ее итальянская политика заключалась в предоставлении привилегий поддерживавшим ее представителям церкви в этой стране. Пожалования осуществлялись от имени Оттона III, a сама Феофано выступала в качестве лица, ходатайствующего перед королем. 5 апреля 989 года аббат Ацо монастыря Чьело-д-Оро в Павии, лично явившийся к королевскому двору в Кведлинбурге, добился возобновления грамоты, в свое время пожалованной Оттоном II и подтверждавшей старинные, восходившие еще ко временам лангобардского короля Лиутпранда, владения монастыря, причем Оттон III от своего имени пожаловал дополнительные владения, иммунитет, право проведения выборов аббата и осуществления сыска. В тот же день епископу Пармскому Зигефреду, также лично явившемуся в Кведлинбург, были подтверждены пожалования, некогда сделанные Оттоном I. Если в предыдущей грамоте Феофано была поименована соправительницей, то здесь, как и в большинстве последующих дипломов, она фигурирует в качестве «императрицы августы», что объясняется ее стремлением подчеркнуть собственную значимость фактически самостоятельной правительницы. В июле были подтверждены владения монастыря Монте-Кассино. Для итальянской политики Феофано эти пожалования были очень важны. Лишь осенью 989 года Феофано собралась в Италию. Ее сопровождали епископ Вюрцбургский Гуго, итальянский канцлер Адальберт, эрцканцлер Италии, епископ Комо Петр и архиепископ Пьяченцы Иоанн Филагат. На время своего отсутствия управление Германией императрица доверила обоим членам опекунского совета — эрцканцлеру Виллигису Майнцскому и канцлеру Хильдибальду Вормсскому. Предположительно, и герцог Баварский Генрих Сварливый не был удален от государственных дел. Вперед отправили епископа Люттихского Нотгера, который явился в Рим в ноябре 989 года. В конце ноября — начале декабря 989 года прибыла в Рим и сама Феофано. 7 декабря она провела здесь большое поминальное богослужение по случаю шестой годовщины со дня смерти своего супруга, императора Оттона II. Сведения о пребывании Феофано в Риме весьма скудны. Нет ясности относительно царившей тогда в городе обстановки, однако, по всей видимости, прибытие императрицы приветствовали папа Иоанн XV и симпатизировавшая Оттонам группировка знати. И Нотгер Люттихский, очевидно, сумел обеспечить хороший прием Феофано. Господствовавший тогда в Риме Крешенций II Номентан, видимо, не чинил ей никаких препятствий, так что она в качестве представительницы Империи Оттонов могла осуществлять свои права. Итальянская канцелярия от ее имени составляла грамоты, две из которых сохранились. По ее же распоряжению специальные уполномоченные вершили суд. Она совещалась с маркграфами Гуго Тосканским и Конрадом Сполетским, а также с другими сторонниками имперской власти, прежде всего с князьями церкви, в свое время назначенными на должности Оттоном II, которые уже давно ожидали ее прибытия. Весьма примечательно, что Феофано, словно бы продолжая дело супруга, уделила внимание и Южной Италии: она урегулировала имущественные отношения монастыря Сан-Винченцо на Вольтурно, приняла слывшего святым Сабу, прибывшего в качестве посланца от князей Сергия III Салернского и Манзо из Амальфи, ходатайствовавших перед императрицей об освобождении своих сыновей, переданных в 981 году императору Оттону II в качестве заложников. По ходатайству своего советника Иоанна Филагата, архиепископа Пьяченцы, Феофано выполнила эту просьбу, тем самым создавая условия для продолжения оттоновской политики в Южной Италии. 2 января 990 года датирован диплом, пожалованный Феофано монастырю Сан-Винченцо на Вольтурно от себя лично, а не от имени Оттона III, как обычно («Феофано милостью Божией императрица августа»). Во время своего пребывания в Италии она выступала как полновластная императрица, а не регентша при малолетнем сыне. Но особенно примечателен второй из сохранившихся дипломов Феофано, которым она подтверждает владения монастыря Фарфа — в нем императрица уже фигурирует в качестве императора, то есть употреблена форма мужского рода: «Феофаний милостью Божией император август». Высказывалось предположение, что здесь имела место ошибка, допущенная переписчиком монастыря Фарфа, однако, во-первых, трудно себе представить, как можно совершить такую описку (вместо Theophano написать Theophanius), а во-вторых, при датировке грамоты употреблена та же мужская форма имени императрицы. Очевидно, посредством этой интитуляции преследовалась цель особо подчеркнуть императорское достоинство Феофано. Но, пожалуй, еще важнее то, что в датировке этой грамоты указаны не годы правления Оттона III, а срок «соимператорства» Феофано, с момента бракосочетания и императорской коронации 14 апреля 972 года — убедительное свидетельство того, что Феофано настаивала на своих правах «соимператрицы». Подобного рода «вольности» могут объясняться сильным византийским влиянием, ощущавшимся в Италии X века, особенно в Риме. Этот примечательный диплом был составлен во время пребывания Феофано в Равенне, куда она прибыла, очевидно, в марте, в сопровождении все тех же епископа Вюрцбургского Гуго и архиепископа Пьяченцы Иоанна Филагата. О ее деятельности в это время мы почти ничего не знаем. Известно лишь, что там по ее распоряжению Иоанн Филагат, Гуго Вюрцбургский и архиепископ Равеннский Петр провели ряд судебных разбирательств. Таким образом, во время своего пребывания в Италии в 989–990 годах Феофано даже не попыталась изменить сложившуюся там после смерти Оттона II обстановку. Римскую проблему, возникшую для Империи вследствие самовластного правления Крешенция II Номентана, провозгласившего себя патрицием, она просто обошла. При этом остается неясным, санкционировала ли она своевольное нововведение института патрициата. Во всяком случае, это означало лишь отсрочку конфликта, ибо император, претендовавший на всю полноту своего императорского достоинства, не мог мириться с тем, чтобы его влияние в Риме осуществлялось через посредника — самозваного патриция и чтобы папа находился под давлением со стороны римского городского правителя. После непродолжительного пребывания в конце апреля — начале мая в Павии Феофано в сопровождении Гуго Вюрцбургского, Нотгера Люттихского, архиепископа Пьяченцы Иоанна Филагата, патриарха Аквилеи Иоанна, а также итальянского эрцканцлера Петра, епископа Комо и канцлера Адальберта отправилась в Германию и уже в первой половине июня была в Майнце, где встретилась с сыном Оттоном III и эрц-канцлером Виллигисом Майнцским. Жить Феофано оставалось ровно год, в течение которого она не уделяла Италии столь пристального внимания, как в предыдущие два года. 15 июня 991 года она скончалась в Нимвегене и была, согласно ее последней воле, похоронена в Кёльне в церкви Св. Пантелеймона. Смерть Феофано не повлекла за собой существенных изменений, поскольку на смену ей пришла 60-летняя бабушка Оттона III, императрица Адельгейд, осуществлявшая при поддержке архиепископа Майнцского Виллигиса и епископа Вормсского Хильдибальда опекунское правление вплоть до совершеннолетия своего внука. О месте ее пребывания в последние годы жизни Феофано нет определенных сведений. В Павии, столице Лангобардского королевства, ее скорее всего не было, что косвенно подтверждается вмешательством Феофано в 988–990 годах в итальянские дела. Известно лишь, что в 986 и 987 годах она посещала королевский двор в Саксонии. Там же она находилась и в начале лета 991 года, к моменту смерти Феофано, судя по сообщению об участии в похоронах своего родственника графа Манегольда. В начале октября 991 года состоялась встреча Адельгейд и ее дочери Матильды, аббатисы Кведлинбургской, с эрцканцлером Виллигисом, архиепископом Майнцским, и канцлером Хильдибальдом, епископом Вормсским, в ходе которой обсуждалось дальнейшее осуществление опеки над малолетним Оттоном III и управление от его имени государством. Было решено созвать в начале следующего года князей, чтобы сообщить им о новом порядке управления Империей. Заниматься воспитанием Оттона III поручили Адельгейд. Судя по сообщению Титмара Мерзебургского, воспитание царственного внука доставило ей немало хлопот, поскольку мальчик находился под влиянием своего прежнего окружения, сложившегося еще при Феофано, с которым бабушка-императрица не смогла найти общий язык (пресловутый конфликт поколений). Спустя несколько лет Адельгейд в печали покинула внука. Итальянская политика временно отошла на второй план. Когда в Италию пришла весть о смерти Феофано, там сразу же отменили все постановления, принятые ею во время ее последнего визита. Лишился своей высокой должности и архиепископ Пьяченцы Иоанн Филагат. В Риме Крешенций II Номентан еще больше упрочил свое положение, став фактически единовластным правителем. Лишь на следующий год, когда из Италии к германскому двору прибыло сразу несколько делегаций, это направление оттоновской политики вновь обрело свою актуальность. На новый уровень стали выходить отношения с Венецией, прерванные в последний год правления Оттона II. Правда, Адельгейд, вскоре после смерти своего сына вернувшаяся в Павию в качестве правительницы, постаралась урегулировать отношения с этой торговой республикой, посодействовав возвращению там к власти дружественного Оттонам семейства Колоприни, однако лишь при Петре II Орсеоло, ставшем дожем в 991 году, начался новый этап во взаимоотношениях между Империей и Венецией. В июле 992 года в Мюльхаузен, где в то время находилась Адельгейд со своим двором, прибыло венецианское посольство с целью установления дружественных отношений. От имени Оттона III императрица, фигурировавшая в официальном документе в качестве лица, ходатайствовавшего перед своим внуком, приняла от послов просьбу дожа Петра II Орсеоло и подтвердила венецианцам все привилегии, полученные ими от Оттона I и Оттона II. В те же дни от имени Оттона III была пожалована дарственная грамота епископу Кремонскому Одельриху, имевшему большие заслуги перед правящей династией Германии еще при Оттоне I и Оттоне II, а теперь верой и правдой служившему Адельгейд и ее внуку, и аналогичные грамоты епископу Асти Петру и монастырю Св. Петра в графстве Ломелла. И затем опять из официальных документов исчезают упоминания об Италии, на сей раз на целых два года, вплоть до сентября 994 года, когда в Золингене состоялся съезд знати, на котором 14-летний Оттон III был объявлен совершеннолетним, то есть способным носить оружие и, соответственно, самостоятельно править. Его систематически готовили к этому, дав ему блестящее образование и постепенно приобщая к государственным делам. Воспитанием юного короля сначала занималась сама Феофано. Ее влияние на Оттона III проявлялось во многом, особенно в культивировании при дворе византийских порядков. Мальчик рано изучил латинский язык под руководством Бернварда, впоследствии ставшего епископом Хильдесхаймским и внесшим большой вклад в культуру Германии в период так называемого «оттоновского возрождения». Греческий язык юному королю преподавал уже известный нам Иоанн Филагат, о котором еще пойдет речь в связи с весьма драматичными событиями. Высокий уровень образования, которым Оттон III превзошел всех своих предшественников на германском престоле, наложил на его правление не менее значительный отпечаток, чем его глубокая религиозность. Наряду с образованием он получил и надлежащее воинское воспитание. Еще летом 984 года, сразу же после победы над Генрихом Сварливым, Оттона III препоручили (возможно, по требованию саксонской знати) заботам некоего графа Хойко, дабы тот обучал его военному искусству. Вошло в анналы участие его, шестилетнего ребенка, в военном походе в земли полабских славян: «Король Оттон, еще маленький мальчик, с многочисленным саксонским войском пришел в Склавинию». При Оттоне III германское войско еще не раз будет вторгаться на территорию полабских славян, однако немцы так и не сумеют возвратить их в состояние зависимости, существовавшее до восстания 983 года. Эти области останутся вне сферы господства Священной Римской империи вплоть до середины XII века. После Золингенского съезда участие Адельгейд в деятельности правительства ограничивалось главным образом решением вопросов, касавшихся церкви, а вскоре повзрослевший Оттон III и вовсе освободится от опеки со стороны своей бабки. Оба руководителя канцелярии, архиепископ Майнцский Виллигис и епископ Вормсский Хильдибальд, по-прежнему продолжали оказывать решающее влияние на государственные дела, хотя уже и начинали приобретать все большее значение самостоятельные действия юного короля. Присутствие в это время в Золингене многочисленного посольства из Италии во главе с маркграфом Тосканским Гуго и архиепископом Пьяченцы Иоанном Филагатом сделало актуальным обсуждение положения дел в этой стране и подготовки итальянского похода Оттона III для обретения им императорской короны. Возможно, тогда же рассматривались и перспективы заключения его брака с византийской царевной. Известно, что на следующий год было отправлено в Константинополь посольство во главе с Иоанном Филагатом и епископом Вюрцбургским Бернвардом сватать невесту для германского короля и будущего императора. Это решение означало возврат к политике, начатой в 967 году Оттоном I и приведшей в 972 году к компромиссу с Иоанном Цимисхием. Теперь, после всех происшедших за последнее десятилетие перемен, следовало успокоить правителя из законной, вновь возвратившейся к власти, Македонской династии сообщением, что на Западе больше не правит племянница Цимисхия. Предложение о заключении династического брака с византийским правящим домом могло мотивироваться и тем обстоятельством, что предполагалась возможность пресечения Македонской династии по мужской линии. В этом случае по западным (но не по византийским) представлениям для супруга византийской царевны возникали права наследования, которые позволили бы объединить обе империи под одним скипетром, о чем на Западе не переставали мечтать. Однако эти соображения, если они и принимались в расчет, не служили главной причиной сватовства. Ее, как и в 967 году, следовало скорее усматривать в том, что византийский императорский дом был самым знатным семейством в Европе, с которым было желательно породниться юному королю. Видимо, в связи с этой ответственной миссией Иоанна Филагата освободили от обязанности итальянского канцлера, назначив на его место Хериберта, друга и наставника Оттона III. Это был первый случай, когда немцу поручалось руководить итальянским отделением имперской канцелярии. Правда, должность эрцканцлера Италии по-прежнему сохранялась за епископом Комо Петром, которому вполне доверяли. Назначение Хериберта руководителем итальянской канцелярии весьма примечательно и еще в одном отношении: оно явилось первым самостоятельным государственным решением Оттона III. Хериберт происходил из знатного рода, жившего в Вормсе, и получил хорошее образование в монастыре Горце в Лотарингии. Феофано в свое время назначила его капелланом и, предположительно, учителем Оттона III. Так, византийская проблема уже обозначилась, когда Оттон III, достигнув совершеннолетия, в 995 году начал самостоятельно править. Первый шаг, который ему предстояло сделать, диктовался традицией его дома: ему надлежало получить императорскую корону, что должно было также сделать его достойным претендентом на руку византийской царевны. Его желанию короноваться в Риме отвечала и просьба папы римского Иоанна XV о помощи. Сложилась ситуация, аналогичная той, что была при Оттоне Великом в 961 году: папа пригласил немецкого короля в Рим на помощь против римлян. Как и при Оттоне Великом, аббату Фульдского монастыря, также по имени Хатто, была поручена подготовка похода в Рим. Он отправился к Иоанну XV с поручением от императрицы Адельгейд и Оттона III сообщить о решениях, принятых на съезде знати в Золингене, прежде всего о предполагавшемся итальянском походе короля. Судя по тому, что папа уважил ходатайство Адельгейд о предоставлении Фульдскому монастырю значительных привилегий, он одобрительно воспринял и весть о предстоящем походе в Рим Оттона III, который и для него самого был бы весьма кстати, поскольку в обстановке всевластия Крешенция II Номентана его собственное положение в городе становилось все более невыносимым. Дошло до того, что в марте 995 года он был вынужден бежать из Рима в Тоскану. Летом того же года Иоанн XV направил к Оттону III легатов, приглашая его прибыть в Рим для защиты от притеснений со стороны Крешенция. В ноябре 995 года на съезде знати в Майнце под председательством Оттона III и в присутствии его сестер Адельгейд и Софии, тетки Матильды, аббатисы Кведлинбургской, и императрицы Адельгейд рассматривался вопрос об итальянском походе, намеченном на начало следующего года. В порядке подготовки к походу Оттон III пожаловал важные привилегии монастырю Св. Зенона в Вероне, занимавшей ключевые позиции на пути в Италию, и предоставил широкие права епископу Веронскому Отберту, дабы заручиться его поддержкой. Поскольку в упомянутом монастыре Оттон III обычно останавливался во время своих итальянских походов, пожалование имело целью возместить связанные с этим затраты. Местом сбора участников первого итальянского похода Оттона III был объявлен Регенсбург, куда и стягивались военные отряды. Прибыли со своими вассалами многие духовные князья, и прежде всего архиепископ Майнцский Виллигис, продолжавший оставаться первым королевским советником и теперь являвшийся душой всего предприятия. Именно он, а также сестра Оттона III София, аббатиса Гандерсгеймская, на Золингенском съезде 994 года особенно настаивали на принятии решения о скорейшем походе в Рим, о продолжении итальянской политики. Виллигис хотел, чтобы продолжена была и политика Оттона I и Оттона II в отношении папства, сочетавшая в себе подтверждение папских привилегий с осуществлением прав, закрепленных за императором. В середине февраля 996 года в Регенсбург прибыл и сам Оттон III, и в начале следующего месяца войско под пение псалмов выступило в поход. Впереди процессии в сопровождении многочисленной свиты (помимо уже Упомянутого Виллигиса Майнцского в ее состав входили такие видные князья церкви, как епископы Хильдибальд Вормсский, Нотгер Люттихский и Вильдерод Страсбургский, герцоги Генрих Баварский и Отто Каринтийский, маркграф Эккехард Мейсенский, а также два представителя итальянской знати — маркграф Гуго Тосканский и эрцканцлер Петр, епископ Комо) двигался король, перед которым несли Священное копье, считавшееся реликвией Иисуса Христа и св. Маврикия и свидетельствовавшее о призвании его обладателя к борьбе против язычников и к миссионерству, а в связи с этим и к императорскому достоинству. Еще свежа была в памяти победа, одержанная, как верили, благодаря Священному копью, Оттоном Великим над язычниками мадьярами. За годы малолетства Оттона III смогло выстоять не только Германское королевство, но и Империя, что можно считать важнейшим результатом итальянской политики (прежде всего Оттона Великого) в предшествующий период. Императорская власть, сопряженная с господством над Италией, стала рассматриваться как неотъемлемая принадлежность германской короны. Господство Оттонов в Италии укоренилось уже значительно глубже, чем можно было предполагать. В пользу оттоновской системы свидетельствовало то, что пока в самой Германии шла политическая борьба с сомнительным исходом, в Северной Италии, несмотря на отдельные проявления недовольства (так, например, Герберт Орильякский был вынужден под натиском своих противников покинуть пожалованный ему Оттоном II монастырь Боббио и возвратиться во Францию), не возобладали разрушительные тенденции и даже не была предпринята попытка сбросить ярмо иноземного господства, дружно поднявшись на восстание. В годы малолетства Оттона III не проводилась активная итальянская политика, но и теперь еще не могло быть речи о возвращении к намерениям Оттона II покорить весь Апеннинский полуостров, изгнав оттуда греков и арабов. Приходилось довольствоваться сохранением достигнутого в предшествующие десятилетия. Это удалось во многом благодаря удачному стечению обстоятельств: междоусобная борьба среди сицилийских сарацин не позволяла им предпринимать наступление на юге Италии; Византия, поглощенная собственными внутри– и внешнеполитическими проблемами, не воспользовалась ослаблением власти в Германии, дабы подчинить себе Апулию, Калабрию и лангобардские княжества. В Беневенте и Капуе ситуация оставалась как при Оттоне II. Там продолжали править Пандульф и Ланденульф. Салерно, Неаполь и Гаэта формально хотя и признавали господство Византии, однако фактически пользовались независимостью от обеих империй. Если Рим время от времени переживал потрясения, связанные с борьбой за папский престол, и в городе, оказывавшем сопротивление господству немцев, были периоды усиления византийского влияния, то в Ломбардии и Тоскане не наблюдалось даже и признаков стремления к коренным переменам. Герцог Тосканский Гуго, пришедший к власти еще при Оттоне II, теперь проявлял себя горячим сторонником молодого короля. В Ломбардии епископы, получившие богатые пожалования от Оттонов, стремились сохранить их, поддерживая королевский дом Германии. Они не хотели рисковать, ввязываясь в борьбу против немцев, исход которой был неясен. Точно так же и значительная часть ломбардской знати, находившейся в вассальной зависимости от епископов, связывала свои интересы с Саксонским королевским домом. За годы малолетства короля укрепилась власть епископов в городах Северной Италии, что, однако, не породило в них стремления к большей самостоятельности, не привело к глубоким изменениям обстановки в регионе в целом. Вместе с тем немцам удалось сохранить свою власть в Италии, не в последнюю очередь и благодаря вдовствующей императрице Адельгейд, которую здесь по-прежнему признавали и уважали как королеву страны. Альпы, в это время года еще покрытые снегом, не без труда удалось преодолеть через перевал Бреннер. Едва король ступил на землю Италии, как к нему прибыли послы от венецианского дожа Петра II Орсеоло, приветствовавшие его и обратившиеся к нему с жалобой на епископа Беллунского. Оттон III был заинтересован в поддержании хороших отношений с Венецией, поэтому обещал принять меры против епископа, захватившего часть ее территории, на что венецианские послы подавали жалобу в Ахене еще в 995 году (Оттон III направил тогда своего уполномоченного по имени Бруно, дабы уладить конфликт, однако епископ Беллунский отказался даже разговаривать с королевским посланцем — так конфликт и остался неурегулированным до прибытия короля в Италию). Также Оттон III просил дожа прислать в Верону своего маленького сына, чтобы тот, уже крещенный, при совершении обряда конфирмации получил имя нового крестного — германского короля. В середине марта 996 года Оттон III прибыл в Верону, где для него уже была приготовлена резиденция в монастыре Св. Зенона. Там же состоялась и его встреча с многочисленными представителями светской и духовной знати. Явились также епископы Иоанн Беллунский и Розо Тревизский, чтобы объяснить свое поведение в конфликте с Венецией, однако Оттон III решительно потребовал от них возместить причиненный ущерб. Позиция, занятая королем в этом конфликте, свидетельствовала о его стремлении установить тесные дружественные отношения с Венецией, которой, видимо, уже тогда отводилось важное место в его политических планах. Дож Петр II Орсеоло, со своей стороны, также пошел ему навстречу, прислав в Верону своего сына, который там был с почетом встречен и по совершении обряда конфирмации получил, в знак тесного союза между Империей и Венецией, имя своего крестного — Оттон. Так могущественный торговый город был связан с домом Оттонов узами «духовного родства» — типичное средство византийской дипломатии, благодаря императрице Феофано воспринятое и при германском дворе. Пребывание Оттона III в Вероне омрачилось массовым побоищем, возникшим по неизвестной причине между его воинством и местными жителями. При этом погибло много немцев, и среди них некий знатный юноша из свиты короля, возможно, его близкий друг, по имени Карл. Веронцев от неминуемого возмездия спас епископ города Отберт, вымоливший прощение у Оттона III. Этот инцидент можно считать симптоматичным для настроений, царивших среди итальянцев: под внешней лояльностью таилось глубинное раздражение, готовое в любой момент прорваться наружу. Непредвиденное и весьма нежелательное кровопролитие, с которого начался первый итальянский поход Оттона III, словно предвещало грядущую катастрофу, крушение замыслов и скорую гибель. В Вероне же Оттон III провел судебное заседание, на котором было вынесено решение по конфликту между Венецией и епископом Беллунским: территория торговой республики восстанавливалась в прежних границах, а епископ, в случае несоблюдения решения, приговаривался к уплате штрафа в размере 100 фунтов серебра. Кроме того, спорную территорию король брал под свою защиту, и впредь любое посягательство на нее каралось штрафом в размере 2 тысяч фунтов золота. Забота о территориальной целостности Венецианской республики, проявленная Оттоном III, выказывала его чрезвычайную заинтересованность в дружественных отношениях с ней. Этот интерес к Венеции Оттон III обнаружит диковинным, воистину парадоксальным образом в последний год своей жизни, но причины столь неодолимого влечения к ней так и останутся скрытыми от всех. Возможно, их знала его мать, императрица Феофано, неразгаданной унесшая эту тайну с собой в могилу. В начале апреля король покинул Верону и через Брешию, где к нему присоединился епископ Брешианский Адальберт, направился в Павию, заняв там дворец, некогда построенный королем Теодорихом, разрушенный злосчастным маркграфом Беренгаром и восстановленный по распоряжению Оттона I. На Пасху (12 апреля) итальянская знать, собравшаяся в Павии, еще раз принесла присягу на верность своему подросшему королю, которому она уже присягала, когда тот был ребенком. Эта повторная присяга служила демонстрацией признания Оттона III законным королем, коронация и помазание которого состоялись более десяти лет тому назад в Ахене, но который в этом своем качестве впервые появился в Италии. Как раз во время этих торжеств принесли весть о смерти папы Иоанна XV. Крешенций, в свое время изгнавший его из Рима, узнав, что Оттон III направляется с войском в Италию, попытался, дабы упредить этот нацеленный против него союз обеих универсальных властей, полюбовно уладить конфликт, возвратив гонимого папу в его резиденцию, но тот своей скоропостижной смертью спутал все его планы. Тогда патриций предпринял еще одну попытку задобрить короля: когда тот был на пути в Равенну, выбрав наиболее удобный в то время водный путь по реке По, ему навстречу вышли послы из Рима, просившие его назвать кандидатуру нового папы. Ни папская курия, ни группировка Крешенция не чувствовали себя достаточно сильными, чтобы действовать самостоятельно, на свой страх и риск. Таким образом, при дворе Оттона III, а не среди римского духовенства созрело решение, кому занять освободившийся престол Св. Петра. В окружении короля хорошо понимали, какими последствиями чревато выдвижение очередного папы из среды римских группировок, поэтому остановили свой выбор на человеке, никак не связанном с Римом — немце, самом знатном члене королевской капеллы, представителе Саксонского дома, сыне двоюродного брата короля, Бруно Каринтийском, правнуке Оттона Великого. Оттон III поручил эрцканцлеру Виллигису и канцлеру Хильдибальду, епископу Вормсскому, сопровождать его в Рим. Там, дабы соблюсти приличия, состоялась процедура формального избрания— разумеется, единогласного, после чего Бруно был 3 мая 996 года рукоположен в сан под именем Григория V. Это был первый немец на папском престоле, а новое имя, выбранное в честь Григория Великого (590–604), должно было восприниматься как программное заявление. Тем временем Оттон III в Равенне, в окружении епископов, в том числе и итальянских, в духе традиционной оттоновской политики вершил суд над представителями светской знати, незаконно присвоившими церковное имущество, а также в очередной раз проявил свою благосклонность венецианскому посольству, удовлетворив просьбу дожа Петра II Орсеоло о предоставлении портовых и рыночных привилегий. Лишь получив известие об избрании и рукоположении Бруно в качестве папы римского Григория V, Оттон III отправился из Равенны в Рим. О его прибытии и последовавшей затем коронации мы можем судить по описаниям, составленным, вероятнее всего, очевидцами происходивших событий. Иоанн Канапарий, автор жития св. Адальберта Пражского, являвшийся в то время монахом монастыря Св. Бонифация и Алексия на Авентине, передал собственные впечатления от увиденного, отметив, что прибывшего короля великолепно встретили «по римскому обычаю» и тот в обстановке всеобщей великой радости обрел императорское достоинство, чему радовались вместе со знатью и простые горожане, угнетенные бедняки и вдовы, в надежде на правосудие со стороны новых императора и папы. Из этого описания явствует, что автор хорошо знал римские порядки, видимо, будучи римлянином по рождению: в словах о великолепной встрече короля «по римскому обычаю» звучит гордость за свой город. Ликование бедняков было вызвано, видимо, не столько надеждами на праведный суд, сколько обычными в таких случаях щедрыми раздачами денег. Сообщалось и об изъявлении римской знатью своей преданности Оттону III — другой вопрос, искренней или показной; мы знаем об изменах римлян императору, однако во время коронационных торжеств, в обстановке большого праздника они могли ликовать и веселиться, не тая умысла. И автор так называемого немецкого жизнеописания св. Адальберта, Бруно Кверфуртский, тогда был в Риме в качестве члена королевской капеллы или же монаха упомянутого монастыря Св. Бонифация и Алексия. В его кратком сообщении об императорской коронации также ощущается личное впечатление от увиденного. Общее настроение воодушевления и восторга в обстановке большого праздника выразилось прежде всего в словах о преисполненных доброй воли помыслах императора, благословленного папой Григорием V под громкое пение народом «Кирие элейсон» (в переводе с греческого «Господи, помилуй»), и о просветленном выражении его лица. После коронации Оттон III облачился в роскошную мантию, на которой были вышиты или вытканы картины из Апокалипсиса и которую он по окончании коронационных торжеств подарил монастырю Св. Бонифация и Алексия. Эту роскошную мантию Оттон III получил от венецианского дожа Петра II Орсеоло. Несмотря на пожелание императора, чтобы мантия вечно хранилась в монастыре, вскоре после его смерти корыстолюбивый аббат продал ее за хорошие деньги. Возможно, это дарение предназначалось лично епископу Адальберту Пражскому, который в то время находился в монастыре и с которым Оттон III неоднократно встречался во время своего пребывания в Риме в 996 году. Их дружеское общение не ограничивалось религиозными беседами: обсуждались также миссионерская деятельность среди язычников и расширение «Христианской империи» на Восток. Монастырю Св. Бонифация и Алексия на Авентине отводилась важная роль в рамках задуманного Оттоном III «Возрождения империи римлян» — как центру подготовки священников для обращенных в христианство славянских стран. Именно влияние со стороны Адальберта послужило одной из причин отчуждения, наметившегося уже в 996 году между Оттоном III и Виллигисом Майнцским, отстаивавшим традиционные права имперской церкви, которым угрожали новые представления о взаимоотношениях Империи с восточными соседями. Обряд помазания и коронации Оттона III, совершенный папой Григорием V, состоялся 21 мая 996 года, в праздник Вознесения Христова. «И возрадовались, издавая возгласы одобрения, не только римляне, но и народы всей Европы», — написал восторженный анналист; впрочем, за этой фразой может скрываться и реальное содержание: не исключено, что имелось в виду участие в аккламации представителей различных европейских стран. Что же касается коронационных торжеств, то они продолжались целых три дня, начавшись 20 мая с великолепной встречи «по римскому обычаю» Оттона III, достигнув своего апогея 21 мая в момент его освящения и коронации, а затем продлившись на третий день, 22 мая. Вероятнее всего, Оттон III одновременно с обретением императорского достоинства был возведен в ранг римского патриция и фогта римской церкви, хотя, казалось бы, эти звания перекрывались более высоким титулом императора. Однако должности патриция и фогта имели самостоятельное значение наряду с императорским достоинством и предполагали исполнение Оттоном III обязанностей светского главы Рима и, соответственно, защитника римской церкви. Если Карл Великий получил титул патриция еще до императорской коронации в 800 году (он был пожалован папой Стефаном II в 754 году франкскому королю Пипину и его сыновьям), то Оттон III, не желая уступать своим великим предшественникам (как уже упоминалось, Оттон I также обладал этими титулами), стал патрицием и фогтом непосредственно при коронации. Позднее, в 999 году, Оттон III перепоручит должность римского патриция своему доверенному лицу. Оттон III сразу после коронации принял титул «Оттон благосклонной Божией милостью император римлян август» («Otto divina favente dementia Romanorum imperator augustus»), заявив тем самым, что западный император ни в чем не уступает константинопольскому «императору римлян». Весьма знаменательно, что в ближайшие после коронации дни Оттон III выдал две дарственные грамоты, пожалованные «с согласия и по совету присутствовавших епископов и мирян — римлян, франков, баварцев, саксов, эльзасцев, швабов, лотарингцев, а также и самого папы Григория». Помимо того что папа здесь выступает как бы в тени императора, примечательно, что римляне упоминаются раньше германских племен, в многочисленности которых и заключалось могущество императора. Упоминание римлян на первом месте, а саксов лишь на четвертом, а также римский титул представляли императора в ином свете, нежели при Оттоне II: это уже был не просто германский король, добившийся императорской короны, а собственно римский император, равный по достоинству константинопольскому василевсу — а может быть, и стоящий выше его. Следующим новшеством явилось подписание 24 мая 996 года Оттоном III, совместно с десятью германскими епископами и по личной просьбе епископов Хильдибальда Вормсского и Нотгера Люттихского, привилегии, пожалованной папой Григорием V женскому монастырю Филлих близ Бонна— подписание собственноручное, полным именем, что может рассматриваться как вмешательство в сферу компетенции папы римского. Вместе с тем Оттон III, подписывая папскую грамоту, словно бы заявлял, что, будучи носителем универсальной светской власти, стоит во главе всего христианского мира наряду с папой римским, обладателем высшего, универсального церковного достоинства. Факты неопровержимо свидетельствуют о том, что Империя достигла фактического превосходства над папством, всецело зависевшим от защиты со стороны светской власти. Тем не менее как папа, так и император выражали убеждение, что основой для их двусторонних отношений должно служить учение о двух властях: император и папа обязаны дополнять и поддерживать друг друга. Григорий V в письме ахенскому соборному капитулу от 8 февраля 997 года заявлял, что считает справедливым и достойным укреплять власть и честь императора своим отеческим апостолическим авторитетом, воздавая при этом хвалу Богу за все императорские благодеяния в отношении церкви. В свою очередь, Оттон III еще раньше, летом 996 года, заявлял папе о своей особой привязанности к нему, обусловленной не только кровным родством, но и усердием в почитании Бога. Демонстрацией единодушия новых императора и папы римского должно было стать помилование Оттоном III по просьбе Григория V, желавшего начать свой понтификат с акта милосердия, Крешенция II Номентана, приговоренного судом, проведенным совместно с римлянами, к изгнанию за оскорбление чести и достоинства папы Иоанна XV. Крешенция за причинение обиды папе будто бы хотели даже казнить, но по просьбе Григория V оставили в живых. Но как бы папа и император ни демонстрировали свое взаимопонимание, им не удалось избежать разногласий. Когда по окончании коронационных торжеств в Риме 25 мая 996 года открылся синод под совместным председательством папы и императора, камнем преткновения для них оказался вопрос о папских правах на владение областью к северо-востоку от Рима — Пятиградьем. И вообще Оттон III отказался подтвердить уступки, сделанные папству еще его дедом Оттоном 1 в 962 году и закрепленные в документе, получившем название «Оттонианум». Хотя папа впоследствии и ссылался на упомянутый документ, император отказывался делать из этого желательные для него выводы. Примечательно, что Оттон III не признал и другой предъявленный ему документ — «Константинове установление», более известный под названием «Псевдоконстантинов дар», назвав его фальшивкой (что и было доказано методом филологической критики в XV веке итальянским гуманистом Лоренцо Балла). Основное положение этого документа (власть в Риме принадлежит папе, а не императору) никак не согласовывалось с его представлениями о собственном императорском достоинстве. Оттон III был сильно уязвлен тем, что его ставленник папа Григорий V больше озабочен отстаиванием интересов римской церкви, нежели Римской империи. Этой размолвкой объясняется краткость пребывания Оттона III в Риме. Уже в начале июня он, сославшись на плохое самочувствие и нездоровый климат здешних мест, сначала перебрался в горы Умбрии, а в июле отбыл в Германию. Григорий V, не чувствовавший себя в безопасности в Риме, желал, чтобы император подольше оставался в Италии, но тот был непреклонен. Уже перед самым отбытием на родину Оттон III в письме сообщал папе, что поручает обеспечение его безопасности маркграфу Тосканскому Гуго и графу Сполето и Камерино Конраду; последний в качестве императорского легата должен был также управлять восемью спорными графствами Пятиградья, обеспечивая поступление оттуда папе полагающихся податей. Ссылка на нездоровый климат, видимо, была лишь отговоркой. Высказывалось мнение, что Оттон III покинул Италию по настоянию Виллигиса Майнцского, опасавшегося не только за физическое, но и за духовное здоровье своего государя и стремившегося оградить его от влияния римской среды, как только цель похода — императорская коронация и возобновление имперской власти в Италии — была достигнута. Думается, что это мнение ошибочно в двух отношениях: во-первых, к тому времени Виллигис начал утрачивать свое положение первого советника и Оттон III находился в большей степени под влиянием своих новых знакомых — Адальберта Пражского и Герберта Орильякского («римская зараза» успела подействовать); а во-вторых, именно с точки зрения Виллигиса, желавшего, чтобы политика Оттона I и Оттона II в отношении папства была продолжена, цель похода в Рим не могла считаться полностью достигнутой, пока новый император не подтвердил «Оттонианум». Когда Оттон III покидал Рим, в его свите находились и те два человека, которые начинали оказывать на него решающее влияние — архиепископ Реймсский Герберт и епископ Пражский Адальберт. Оба они, испытав притеснения у себя на родине, прибыли в Рим искать правды, но так ничего и не добились. Более того, их даже осудили на синоде, так что их пребывание в ближайшем окружении императора могло выглядеть вызовом папе. Во время непродолжительного пребывания Оттона III в Риме они произвели на него неизгладимое впечатление — выдающийся ученый Герберт своим интеллектуальным блеском, а смиренно благочестивый аскет Адальберт некой исходившей от него харизмой, задевшей какую-то струну в душе юного императора. Невозможно было найти более различные натуры, олицетворявшие собой два полюса, между которыми отныне проходила жизнь Оттона III. Если Герберт, еще в Италии покинувший императорский двор и возвратившийся в Реймс, начал активно играть свою роль лишь летом 997 года, то Адальберт уже в 996 году, на обратном пути в Германию, зажег императора своими идеями. Это был дух безграничной преданности Богу, полагавший ничтожным всё земное и требовавший готовности всем пожертвовать ради торжества имени Божьего в этом мире. Воспринятые к тому времени Оттоном III идеи возрождения христианского благочестия, зародившиеся в стенах Клюнийского монастыря, в результате бесед с Адальбертом переросли в нем в благочестивый энтузиазм, хотя сам он тогда и не помышлял удалиться от мира. Если не принимать во внимание молчаливый отказ от Южной Италии, то могло создаться впечатление, что оттоновская политика при самом младшем и неопытном представителе династии достигла своего наибольшего успеха. Еще не бывало, чтобы на престол Св. Петра воссел немец, к тому же близкий родственник императора, сам юноша, который, при всей своей одаренности и образованности, мог достичь таких высот только благодаря тесным связям с германским королевским двором. Папским престолом распорядились как простым немецким епископством, обеспечив избрание доверенного человека из королевской капеллы. Возведя в достоинство папы римского родственника Оттона III, словно бы хотели приучить мир к мысли, что папский престол следует рассматривать как фамильную собственность императорской династии, а не как независимую власть. Целью было полное подчинение папства, включение его в структуру имперской церкви. Если бы не разлад с папой Григорием V, вызванный различным пониманием целей имперской политики в отношении церкви, Оттон III мог бы возвращаться в Германию с сознанием исполненного долга, поскольку главное, ради чего он прибыл в Италию, было достигнуто — обретено императорское достоинство и восстановлена власть императора на территории к югу от Альп, еще при его деде ставшей составной частью Империи. Благодаря назначению немца Хериберта на должность итальянского канцлера и возведению на папский престол Бруно Каринтийского, представителя правившей в Германии Саксонской династии, более отчетливые очертания приобрела тенденция к слиянию Германии и Италии в единую Империю, к чему стремился еще Оттон II, добиваясь на рейхстаге в Вероне в 983 году избрания итальянской и немецкой знатью своего трехлетнего сына королем обеих стран, и что было фактически реализовано, когда в Павии итальянские магнаты присягнули на верность своему повзрослевшему королю, приступившему к самостоятельному правлению. Успешное завершение первого итальянского похода знаменовало собой и удачное окончание первого периода царствования Оттона III. |
||
|