"Томас Бриджер. Маленький большой человек " - читать интересную книгу автора

шныряла по квартире и совала нос во все ящики и коробки, как заправский
жулик. Лицемерно прикрываясь маской своей профессии, она перевернула вверх
дном всю спальню. Мои слабые возражения разбивались о гневные отповеди типа:
"Но я пыталась найти для вас хоть одну чистую пижамную пару!", и обыск шел
своим чередом. Лежа в постели, я беспомощно прислушивался к грохоту
открывающихся в соседней комнате шкафов, скрипу этажерок, шелесту бумаг на
моем письменном столе и треску приставной лестницы (а вес у нее был
немалый), используемой, как правило, для того, чтобы добраться до полок. Тут
сердце мое обычно падало с такой силой, что на место его возвращали пружины
матраса: там хранилось самое ценное - предметы испанской культуры Эпохи
Великих Географических Открытий, которые я с риском для свободы и бумажника
вывез из Мексики, где тешил свои слабые легкие кристально чистым горным
воздухом.
Но однажды, после ее непродолжительной возни и сопения у запертой
дверцы большого стеклянного шкафа, содержащего мою бесценную коллекцию
предметов индейского быта, раздался предательский щелчок взломанного замка.
Я яростно запротестовал против подобного вандализма, хотя каждое
произнесенное слово, казалось, взрывало мой бедный нос изнутри:
- Миссис Бар, я настаиваю, чтобы вы оставили эти вещи в покое!
Меня не удостоили даже ответом, а через минуту она появилась на пороге
спальни в потрясающем головном уборе из перьев, принадлежавшем когда-то
Бешеному Коню, великому вождю племени сиу. Я заплатил за него шестьсот
пятьдесят долларов! Мое возмущение в тот момент было столь велико, что я не
сразу понял, сколь нелепо выглядела эта кривоногая толстуха в славном боевом
доспехе краснокожих. Ее невежество просто убивало: орлиные перья могли
носить только мужчины, то есть воины, особо отличившиеся на полях сражений.
Это было равносильно тому, как если бы она, да простит мне читатель столь
смелое сравнение, надела трусы с гульфиком и отправилась на свидание. Короче
говоря, миссис Бар всецело являла собой неопровержимое свидетельство упадка
культуры белых людей.
Пока я предавался сим горестным размышлениям, она истошно завопила и
стала проделывать нелепые тяжелые па, видимо полагая, что именно так должна
выглядеть боевая пляска индейцев. Ее энергии не было предела. Я предпочел
обойтись без дальнейших возражений, опасаясь за судьбу уникальной вещи,
возраст которой приближался к веку: и так из-за слоновьего танца миссис Бар
перья начали осыпаться и, плавно кружа в воздухе, ложиться ей под ноги,
подобно тому, как стремятся к земле семена отцветшего одуванчика.
Отчаявшись выжать из меня хоть звук, она внезапно прекратила свою дикую
гимнастику, сняла доспех Бешеного Коня, отнесла его на место и вернулась в
спальню с явными следами раздумий на лице.
Тяжело опустившись на радиатор батареи, она немного помолчала и
спросила:
- Я когда-нибудь говорила вам, что работала в Мервилле в приюте для
старых грымз?
Человек более тонкий и деликатный без труда разобрал бы в моем ответном
всхлипывании нежелание что-либо слышать, но миссис Бар обладала стойким
иммунитетом к проницательности.
- Об этом мне напомнило ваше индейское барахло, - продолжала она. - Был
там один грязный старикашка, который утверждал, что ему сто четыре года. На
вид я бы не дала ему ни на день меньше, но даже если этот древний пень и