"Хорхе Луис Борхес, Адольфо Касарес. Две памятные фантазии" - читать интересную книгу автора

промашке со свидетельствами о смерти для Мафии Чики из Рафаэлы. Вот было
время: достаточно мне было запустить мотор моего шестицилиндрового
"чандлера", чтобы он явил полную картину разобранного будильника, и я
хохотал до потери пломб над сельскими механиками, что слетались, словно
мухи, тщетно надеясь привести в порядок мою телегу. В другой раз насмехались
буксировщики, с головы до пят обливаясь потом, вытягивая меня из грязи,
поскольку шоссе еще не было и в проекте. То бугры, то ямы, я мог тащиться
восемьсот километров вкруговую, на что не соглашались остальные коллеги,
вовсе не под предлогом участия в розыгрыше творений старика Паломеке.
Поскольку я всегда был в авангарде прогресса, моей миссией было слегка
прощупать рынок в интересах нашего нового отдела, который занимался свиной
паршой - а она была не чем иным, как нашим старым знакомым, Расфасованным
Порошком Тапиоки.
По причине загадочной вспышки энтероколита, истребившей множество
свиней на юго-западе провинции Буэнос-Айрес, я должен был попрощаться с
"чандлером", не доделав свои дела в Леубуко, и, затерявшись в толпе
бесноватых, давших слово набить мне в глотку порошок тапиоки, смог примкнуть
к одной бригаде ветеринаров и живым и невредимым добраться до пределов
Пуана. Я всегда уверял, что размеры той области, где передовой человек - это
дальновидный борец, дающий свинье лекарство и сбалансированный корм (скажем,
Паршицид Диого и Витаминизированный Цементин Диого), поскольку он требуется
для ее наивысшего воплощения в ветчину, свободную от жира и костей, на
первый взгляд совершенно необъятны. Однако такое заявление ни за что не
сможет вас обмануть, как какого-нибудь жалкого филистера, и вы мне поверите,
если я нарисую вам самыми мрачными красками картину, которую в час, когда
закат терялся среди жнивья, провинция преподнесла наблюдателю, удрученному
омерзительным зловонием множества дохлых свиней.
Оказавшись на холоде, пробирающем до костей, к чему добавьте костюм из
грубого льна, минус куртка, которую некий Дюрок-Джерси натянул на себя,
хрипя в агонии, минус рабочий халат, который я уступил в обмен на перевозку
моей персоны в деревенском грузовичке агенту мыловаренного завода Сильвейра,
который наживался на скупке скелетного жира, я пробрался в пансион Гоувейя,
где попросил хорошо разогретый завтрак, в ответ на что консьерж принес сифон
с содовой водой (мотивируя это тем, что его гоняют уже девятый раз),
температура которой оказалась гораздо ниже ожидаемой. На сердитых воду
возят: я не стал заводиться, чтобы выведать у консьержа, который был одним
из тех молчунов, что дай им волю - будут молотить языком почище взятой в
рассрочку молотилки Диого, приблизительное время отправления первого
товаропассажирского поезда до станции Лобос. Я уже настроился на
каких-нибудь восемь часов смиренного ожидания, когда меня вынудил
повернуться вполоборота сквозняк от двери, открывшейся, чтобы дать войти
пузану Сампайо.
Этот толстяк не нуждается в представлении, так как я уверен, что
Сампайо не щепетилен и занимается всякой дрянью. Он бросил якорь за тем же
мраморным столиком, за которым сидел я, дрожа от холода, и в течение
получаса обсуждал с консьержем достоинства какао с ванилью versus* чашки
жирного бульона, позволив, по прошествии изрядного количества времени,
склонить себя в пользу первого, что консьерж истолковал на свой лад, принеся
ему сифон с содовой. Той зимой Сампайо, в соломенной шляпе, не прикрывающей
затылка, и кургузой куртке, нашел выгодное применение своему литературному