"Хорхе Луис Борхес, Адольфо Касарес. Две памятные фантазии" - читать интересную книгу автора

приказал мне ждать его в будущий понедельник со свистящим кофейником
наготове. Затем добавил, что поездка займет три дня и чтобы я берег девочку
Флору как зеницу ока. Он хорошо знал, что это поручение будет мне в радость,
поскольку, хоть я такой большой и черный, быть сторожевым псом девочки стало
моим призванием.
Однажды днем, когда, наевшись до отвала молочного пудинга, я задремал
крепче, чем коровий пастух, Флора воспользовалась перерывом в докучливой
опеке, чтобы порезвиться в подвале. В час молитвы, когда она укладывала свою
куклу, я заметил, что она вся в жару и трясется от страха и галлюцинаций.
Девочку бил озноб. Я упросил ее забраться под одеяло и напоил мятной
настойкой. Помню, что той ночью, оберегая детский сон, я бдел у ее постели,
растянувшись на пальмовой циновке. Девочка проснулась очень рано, все еще
бледненькая, но не столько от температуры, которая снижалась, сколько от
страха. Позже, подбодрив ее кофе, я спросил, что же ее так растревожило. Она
сказала, что накануне различила в подвале нечто столь необычное, что даже не
может это описать, разве что Оно было с бородой. Я подумал, что видение с
бородой было не причиной жара, а тем, что опытный врач называет симптомом, и
принялся развлекать ее сказкой о дикаре, которого обезьяны выбрали в
депутаты. На следующий день девочка скакала по всему дому резвым козленком.
Я, так как сам обычно пасую перед лестницей, попросил ее спуститься и
поискать один акт о порче товара, для сверки. Не успел я договорить, как она
изменилась в лице. Поскольку я знал, что девочка не труслива, я настоял,
чтобы она не мешкая исполнила мое приказание, дабы раз и навсегда покончить
с ее дурными фантазиями. Тут же я вспомнил, как мой отец столкнул меня из
челнока в воду и не позволил жалости взять над собой верх. Чтобы девочка не
отчаивалась, я довел ее до лестничной площадки; я видел, как она двигается
очень скованно и напряженно, словно мишень в виде фигурки солдата на
стрельбище. Она спустилась с закрытыми глазами и прошла прямо между штабелей
табака.
Едва успел я отвернуться, как услышал крик. Он был негромким, но сейчас
мне кажется, что в нем, словно в крошечном зеркале, я увидел то, что привело
девочку в ужас. Я опрометью сбежал по лестнице и обнаружил ее лежащей на
каменных плитах пола. Она протянула ко мне свои тоненькие, словно из
проволоки, ручки, как бы прося защиты, и, пока я твердил ей, чтобы она не
оставляла своего дядю Сенбернара (так она меня называла), испустила дух, то
есть умерла.
Я замер в оцепенении, и у меня появилось ощущение, что всю мою жизнь,
вплоть до этого случая, за меня прожил кто-то другой. Момент, когда я сбежал
по лестнице, стал казаться мне далеким. Я продолжал сидеть на полу; мои руки
сами по себе скатывали бумажную самокрутку. Взгляд, столь же потерянный,
блуждал.
И тогда в легко ходящем взад-вперед кресле-качалке из ивовых прутьев я
разглядел причину испуга девочки и, стало быть, ее смерти. Возможно, меня
назовут бездушным, но дело в том, что я вынужден был улыбнуться, когда
увидел пустяк, принесший такое несчастье. Если сперва с силой толкнуть
кресло и раскачать, словно для полета, то периодически перед вами будут
появляться на мгновение три фигуры, которые, при легком смещении, кресло
заставляло оживать: так как фактически все трое находились в одном месте -
ни сзади, ни спереди, ни снизу, ни сверху по отношению друг к другу, - то
немного утомляли взор, особенно в первый момент. Выходил на поиск своих