"Леонид Ильич Брежнев. Малая земля" - читать интересную книгу автора

и она, подсвеченная прожекторами и разноцветными огнями трассирующих нуль,
сверкала всеми цветами радуги. В любую минуту мы ожидали удара и, тем не
менее, удар оказался неожиданным. Я даже не сразу понял, что произошло.
Впереди громыхнуло, поднялся столб пламени, впечатление было, что
разорвалось судно. Так оно в сущности и было: наш сейнер напоролся на мину.
Мы с лоцманом стояли рядом, вместе нас взрывом швырнуло вверх.
Я не почувствовал боли. О гибели не думал, это точно. Зрелище смерти во
всех ее обличьях было уже мне не в новинку, и хотя привыкнуть к нему
нормальный человек не может, война заставляет постоянно учитывать такую
возможность и для себя. Иногда пишут, что человек вспоминает при этом своих
близких, что вся жизнь проносится перед его мысленным взором и что-то
главное он успевает понять о себе. Возможно, так и бывает, но у меня в тот
момент промелькнула одна мысль: только бы не упасть обратно на палубу.
Упал, к счастью, в воду, довольно далеко от сейнера. Вынырнув, увидел,
что он уже погружается. Часть людей выбросило, как и меня, взрывом, другие
прыгали за борт сами. Плавал я с мальчишеских лет хорошо, все-таки рос на
Днепре, и в воде держался уверенно. Отдышался, огляделся и увидел, что оба
мотобота, отдав буксиры, медленно подрабатывают к нам винтами.
Я оказался у бота э 9, подплыл к нему и лоцман Соколов. Держась рукой
за привальный брус, мы помогали взбираться на борт тем, кто под грузом
боеприпасов на плечах с трудом удерживался на воде. С бота их втаскивали
наверх. И ни один, по-моему, оружия не бросил.
Прожекторы уже нащупали нас, вцепились намертво, и из района Широкой
балки западнее Мысхако начала бить артиллерия. Били неточно, но от взрывов
бот бросало из стороны в сторону. Грохот не утихал, а снаряды вокруг
неожиданно перестали рваться. Должно быть, наши пушки ударили по батареям
противника. И в этом шуме я услышал злой окрик:
- Ты что, оглох? Руку давай!
Это кричал на меня, протягивая руку, как потом выяснилось, старшина
второй статьи Зимода. Не видел он в воде погон, да и не важно это было в
такой момент. Десантные мотоботы, как известно, имеют малую осадку и низко
сидят над водой. Ухватившись за брус, я рванулся наверх, и сильные руки
подхватили меня.
Тут только почувствовал озноб: апрель даже на Черном море не самое
подходящее время для купания. Сейнера уже не было. Бойцы выжимали одежду и
негромко ругались: "Чертов фриц, проклятый!" Постепенно все поутихли,
устраиваясь за ящиками и тюками. Ложились согнувшись или ничком, будто это
могло спасти. А ведь главное было впереди. Главное - бой, куда вступить нам
предстояло сейчас же.
И вдруг в этой трагической обстановке, при свете взрывов и огненных
трасс родилась песня. Пел один из матросов, помнится, очень большого роста;
это была песня, рожденная на Малой земле, в ней говорилось о несгибаемой
воле и силе таких вот бойцов, какие были сейчас на боте. Я знал эту песню,
но теперь мне кажется, что именно тогда впервые ее услышал. Врезалась в
память строка: "На тех деревянных скорлупках железные плавают люди".
Медленно стали приподниматься головы, лежавшие садились, сидевшие
вставали, и вот уже кто-то начал подпевать. Никогда не забуду этот момент:
песня распрямила людей. Несмотря на только что пережитое, все почувствовали
себя увереннее, обрели боевую форму.
Вскоре бот зашуршал по дну, и мы начали прыгать на берег. Резко