"Илья Яковлевич Бражнин. Друзья встречаются " - читать интересную книгу автора

надорванным голоском:
- Ты что? Ты очумел? С луны свалился? Положения не знаешь?
Илюша молчал. Может быть, он действительно знал меньше того, что должен
был знать. В сущности говоря, он ничего не знал, кроме неясных и
противоречивых слухов, и, во всяком случае, не знал о том, что нынче ранним
утром было созвано экстренное заседание президиума губисполкома, на повестке
которого стоял один-единственный вопрос: положение Архангельска. Не было
даже непременного "международного положения", ни ещё более непременных
"текущих дел", ибо положение Архангельска было и международным положением и
текущими делами. И то и другое требовало неотложных действий, напряжения
всех сил.
Сил у маленького Архангельска было немного, а тяжелые корпуса
английских, американских и французских крейсеров уже приближались к городу.
Нужно было спешить. Торопливо распорядились при входе в Двину затопить суда,
чтобы закрыть фарватер для прохода вражеских кораблей с моря. В то же время
вынесено было решение эвакуировать советские учреждения в Шенкурск,
отстоящий от Архангельска верст на шестьсот по реке.
Отдавались ещё какие-то военные распоряжения, но никто толком не знал
какие. Кто-то невидимый путал их. Ситников, который пробыл в городе только
сутки, не мог разобраться в этой путанице, но видел достаточно, для того
чтобы составить себе довольно ясное представление о характере архангельских
событий, узнать, что Железный отряд переброшен уже за реку к вокзалу, и
понять, что ему самому не остается ничего другого, как уходить из города
туда же.
Он давно был бы за рекой, если бы не задержался на несколько часов в
Совдепе и в горкоме партии. Не будь этой задержки, Илюша, может статься,
никогда не увидел бы друга. Но задержка произошла, случай выпал, и друзья
свиделись, обнялись, вспомнили былое, поругались - и всё это в какие-нибудь
пятнадцать минут! Ситников ворчливо объяснил Илюше, каково положение...
Илюша рассеянно слушал, покусывая поднятую с земли соломинку.
- Понимаешь теперь, какая каша заварилась? - спросил Ситников,
заканчивая объяснения.
- Не совсем, - ответил Илюша потупясь и морща высокий белый лоб.
Ситников побагровел и поглядел на него почти с ненавистью.
- Ах, не совсем, - выговорил он протяжно и вдруг взвизгнул: - Не
понимаешь!.. Стишки пописываешь, а до остального, значит, не касаешься!..
Илюша стоял потупясь, хмуря густые черные брови. Он понял что
подразумевает Ситников под "остальным". Да, он слабо разбирался в вопросах
политических. Из всех объяснений, нынче ему представленных, он усвоил
главным образом то, что с поездкой в Петроград дело обстоит плохо. Он
почувствовал беспокойство и вскинул на Ситникова темные глаза. Взгляд их был
тревожен и быстр.
Ситников знал эту манеру потупляться, прятать глаза, таить их, потом
вдруг вскинуть голову и раскрыться в одном взгляде. Ситников даже дрогнул,
так живо представился ему тревожный взгляд, так живо напомнил он юношеские
отношения, прежнюю дружбу. Минуту, назад он кричал: "Ах, ты не
понимаешь?", - а теперь видел, что друг его в самом деле не понимает, что
говорят они по-разному, принимая другого таким, каков он сам, каким сделали
его перемены, происшедшие за годы разлуки. Перемены не прошли даром, что-то
случилось, что-то разделяло их. В гимназии этого не было. Тогда и в самом