"Жанна Браун. Переправа" - читать интересную книгу автора

промокнуть губы, но передумал и тщательно, один за другим, вытер пальцы.
- Скажи, Малахов, а как, собственно, ты представляешь себе современного
офицера? - внезапно спросил Хуторчук.
Малахов мог бы честно сказать, что никак. Хуторчук был первым лично
знакомым ему офицером. Со всеми остальными на военной кафедре в институте и
на стажировке в воинской части отношения были строго официальными. Но он
промолчал, не желая снова попасть впросак.
- Понятно, - Виталий покивал головой и вздохнул, - ты, как и многие,
уверен, что офицер, блюдя свое достоинство, должен и спать ложиться в
сапогах, при погонах, с фуражкой под подушкой. Этакий, прости меня, солдафон
с квадратной башкой, в которой ничего, кроме уставных знаний...
Малахов вспыхнул. Он краснел так же мгновенно, как отец, и всю жизнь
мучился, считая эту свою особенность недостатком.
- Я совершенно не о том, - запротестовал было он, но Хуторчук перебил
его.
- О том, о том. Да я не в обиде, не думай. К сожалению, ты не одинок.
Легче из понтона шляпу сделать, чем разрушить стереотип. Огорчил ты меня
другим. Боюсь, что с чувством юмора у тебя слабовато.
- С чего ты взял? - обиделся Малахов.
Хуторчук усмехнулся.
- Я давно заметил, что люди без чувства юмора относятся к себе с
огромным уважением, любят говорить о попрании, строят глобальные выводы на
ерунде и, прости меня, обижаются, когда им платят той же монетой. Ладно,
Малахов, послужишь - сам поймешь, что офицеры такие же живые люди, как все,
а не роботы с жесткой программой. - Он взглянул на часы и встревожился: -
Конец света! Учти, не успеем постричься - убью!
Малахов, кляня себя в душе за неуместную искренность, поплелся следом
за Хуторчуком. Парикмахерская была рядом со штабом. Хуторчук влетел в нее
пулей и тут же выскочил навстречу Малахову.
- Нам повезло, филолог! Два места свободны. Я ж говорил: все будет
тип-топ!


Глава VI

Владимир Лукьянович Груздев сидел за письменным столом и с неприязнью
рассматривал свое отражение в темном мокром стекле. Дождь проворно барабанил
в окна, не давал собраться с мыслями.
Давний рассказ партизанского командира, так логично и стройно
сложившийся в мыслях, на бумагу ложился коряво, слова топорщились, мешали
друг другу. Груздев оторвал взгляд от окна и с ожесточением посмотрел на
листы рукописи, густо испещренные правкой. Каждый раз, когда работа не
ладилась, Груздев решал бросить эту "литературную хворобу". Не дал бог
таланта и не надо. Видно, не его это дело. У него другая специальность -
замполит полка. Не до забавы... А может, прав полковник, назвав ночные
бдения своего замполита забавой?
Владимир Лукьянович подпер подбородок кулаком и снова уперся взглядом в
темное окно, точно увидев в нем вместо себя полковника Муравьева с легкой
усмешкой на большеротом скуластом лице.
- Говорят, вы забаву себе нашли? Воспоминания пишете или просто