"Анн-Софи Брасм. Я дышу! " - читать интересную книгу автора

могла избавиться от детских страхов.
В самые первые годы моей жизни каждый вечер мне чудилось, что ко мне
является сказочная фея. Это была маленькая женщина с изящной хрупкой
фигуркой и короткими волосами, в яркой, оранжевых тонов одежде. Где-то за
ней маячила безликая, бессловесная толпа. В какой-то момент мне расхотелось
ее видеть, я стала просить ее больше не приходить, но она не слушалась,
появлялась опять и оставалась со мной, пока я не засыпала. И мне кажется,
что именно с той поры, когда фея наконец решила меня покинуть, на меня напал
страх.
Мне чудилось, что вот-вот земля разверзнется у меня под ногами и я не
могу сделать ни шагу вперед, потому что окружающий мир застыл на месте. Ко
мне подходили люди, силились что-то мне сказать, но стоило им открыть рот,
как у них на губах выступала обильная пена, в которой тонули все
произносимые слова. Я не понимала, что это значит.
Позднее начались уже настоящие кошмары. Например, мне казалось, что в
моей комнате притаилось чудовище. Как только темнело, я зарывалась под
одеяло и во все глаза смотрела на него, чтобы оно не набросилось на меня
внезапно. Я просила у него пощады и всячески старалась его задобрить. А еще
меня пугала женщина в белом, она появлялась в большом зеркале, как только
гасили свет, я страшно боялась увидеть среди ночи ее бледное, пустое лицо и
каждый вечер поворачивала зеркало к стене. Этот кошмар преследовал меня до
пятнадцати лет.
Не знаю, будь у меня другая семья, может, и я была бы иной. Мои
родители любили меня. Возможно, даже слишком сильно. Но теплоты в их чувстве
было мало. Почему так получалось, я не помню. Теперь я уже ничего не помню,
я все забыла. Теперь, по прошествии стольких лет, я все еще гадаю, почему
они так упорно стремились наладить мою безалаберную жизнь. Я ведь ничего от
них не требовала. Лучше бы они меня просто презирали, тем более что я этого
заслуживала, тогда мое падение, возможно, оказалось бы не столь ужасным, как
для них, так и для меня самой.
Мама была женщиной очень практичной, приземленной, не терпела
беспорядка и разболтанности, мне она представлялась сделанной из льда.
Конечно, в пять лет не очень-то хорошо понимаешь, что к чему. Достаточно,
чтобы тебя просто приласкали, иногда подарили игрушку, и ты уже чувствуешь
себя счастливой. Но позднее у меня появились другие потребности, и тут мама
оказалась совершенно беспомощной. Я любила ее, но, конечно, не так, как
положено. Когда я выросла, мы окончательно перестали понимать друг друга. В
тот день, когда мне вынесли приговор, она потеряла сознание прямо в зале
суда, а очнувшись, стала кричать, что ее я тоже убила; маму вывели из зала и
напичкали таблетками. Кажется, тогда мы и виделись в последний раз. Я давно
забыла аромат ее духов.
Отец редко бывал дома. Работа, еще раз работа и какие-то загадочные
обязательства. Я вижу его как сквозь сон: отец, которого никогда нет, отец,
который о тебе не помнит, отец, у которого другие заботы и интересы. Однако
вряд ли я уж так страдала из-за того, что он редко бывал рядом. Наверное,
мне это было безразлично. А может, я просто привыкла. Что я могу еще сказать
о нем? Единственное, что мне вспоминается, это дверь из красного дерева,
дверь его кабинета, дверь, за которой он скрывался и которую я не имела
права открывать - дверь как граница. Сейчас отец с братом иногда навещают
меня в тюрьме, через стекло зала свиданий я вижу его расплывшееся с годами