"Мэйдлин Брент. Тени прошлого " - читать интересную книгу автора

Мне по-настоящему повезло, что я всю зиму проработала в "Раковине",
ведь, как писали газеты, такой зимы не было уже лет тридцать. Началось еще в
конце 1890 года, а в январе город уже вымерз. Почти на всех улицах и
площадях жгли костры, для бездомных были устроены убежища, а благотворители
варили суп в больших котлах на заваленном снегом Марсовом поле, чтобы
накормить голодных. Дела шли из рук вон плохо, особенно в кабаре и
ресторанах на Монмартре, однако "Раковина" не прогорала и папаша Шабрье не
выгонял меня.
Однако уже запахло весной, и вновь появились англичане, которым
парижане обрадовались, как никогда, потому что они легко тратили деньги.
Последние два года, то есть с весны 1889 года, когда весь мир устремился в
Париж на всемирную выставку, англичане тоже охотно переплывали Ла-Манш.
Наверное, папаша Шабрье держал меня, несмотря на плохую зиму, потому что я
хорошо говорила на обоих языках и он надеялся использовать меня как
переводчицу в лучшие времена, поэтому я очень обрадовалась, когда он позвал
меня переводить.
- Нельзя заставлять его ждать. Ты не поможешь мне с угловым столиком?
Пожалуйста, - попросила я Армана.
Он поглядел на мой тяжелый поднос и вздохнул. Луиза заворчала на него,
а я выскочила через крутящиеся двери в зал, где папаша Шабрье ужом вился
вокруг четверых англичан, смеявшихся какой-то шутке и по-настоящему
наслаждавшихся удовольствиями, которые предлагал им Париж, - кабаре,
танцевальными залами, театрами. На двоих были котелки и пелерины, на двоих -
бриджи и соответствующие кепи, и все четверо курили трубки, по которым
парижане узнавали английских туристов.
Весь светясь и не закрывая рта, папаша Шабрье начал делать широкие
жесты в мою сторону, означающие, что я приму у них заказ. Несмотря на
усталость, мне, хоть и не без труда, удалось изобразить беззаботную улыбку,
и, присев в реверансе, я сказала:
- Месье, добрый вечер. Не хотите ли аперитив, пока будут выполнять ваш
заказ.
Как всегда, они заохали-заахали и забросали меня вопросами. Ах, как вы
прекрасно говорите по-английски! Неужели вы англичанка? Англичанка, да еще
молодая, и официантка в семейном ресторане на Монмартре! До сих пор они еще
не видели ни одной официантки в Париже, только официантов. А как меня зовут?
И сколько мне лет? Ханна Маклиод? Восемнадцать? Похоже, они все-таки решили,
что я шотландка, а не англичанка.
Я коротко рассказала им свою историю, которую обыкновенно рассказываю в
подобных обстоятельствах и в которой нет ни слова правды. Мать у меня была
француженкой, школьной учительницей. Отец - капитаном корабля. Он родился в
Лондоне, хотя предки у него наверняка были шотландцы. Я тоже жила в Лондоне
до двенадцати лет. А потом корабль отца потерпел крушение, вскоре умерла
мать, и ее парижские родственники предоставили мне кров, а так как они
бедны, то мне пришлось подыскать себе работу, чтобы зарабатывать деньги.
Иногда эта история приносила мне приличные чаевые, хотя рассказывала я
ее вовсе не для этого. Мне надо было ее придумать, чтобы попроще и
поправдоподобнее объяснить свое появление в "Раковине". Англичане слегка
заигрывали со мной, и я тоже в ответ улыбалась им и немножко кокетничала.
Это было бы невозможно, если бы мы встретились в Лондоне, но мы были не в
Лондоне, а в Париже, тем более на Монмартре, где обитает богема и где