"Мэрион Зиммер Брэдли. Королева бурь ("Darkover" #2)" - читать интересную книгу автора

Каждый день наступал этот момент, когда все искания, вопросы и
разочарования Эллерта полностью исчезали. Слушая голоса поющих братьев -
старые и молодые, ломающиеся по неопытности и дребезжащие от старости, -
он сливался с хором. Хастур осознавал, что является частицей чего-то
неизмеримо большего, чем он сам, частицей великой силы, руководящей
движением лун, звезд, планет и всей необъятной вселенной; что он часть
общей гармонии; что если он исчезнет, то во Вселенском Разуме останется
пустота, которую уже ничто не сможет заполнить. Слушая пение, Эллерт
пребывал в мире с собой. Звук собственного голоса, отлично тренированного
тенора, доставлял ему удовольствие, но не большее, чем звук любого голоса
в хоре, даже скрипучий и немузыкальный баритон старого брата Фенелона,
стоявшего рядом с ним. Каждый раз, начиная петь вместе со своими братьями,
он вспоминал первые слова, которые прочел об обители Святого
Валентина-в-Снегах, слова, которые приходили к нему в годину величайших
мучений и даровали первые мирные минуты со времени туманного детства:
"Каждый из нас подобен голосу в огромном хоре; голосу, не похожему на
другие. Каждый из нас поет краткий миг, а затем умолкает навсегда, и на
его место приходят другие. Но каждый голос уникален, и ни один не может
звучать лучше другого или петь чужую песню. Нет ничего хуже, чем петь на
чужой лад или с чужого голоса".
Прочитав это, Эллерт понял, что с самого детства он по приказу отца,
братьев, учителей, грумов, слуг и старших по званию пытался петь на чужой
лад и с чужого голоса. Он стал христофоро [монахом], что считалось
недостойным наследника рода Хастуров, потомка Хастура и Кассильды,
наделенных даром _ларана_; недостойным Хастура из Элхалина близ святых
берегов Хали, где когда-то гуляли сами боги. Все Хастуры с незапамятных
времен почитали Властелина Света, однако Эллерт стал христофоро, и пришло
время, когда он покинул родню, отверг наследство и пришел сюда, чтобы
стать братом Эллертом. Даже монахи из Неварсина теперь едва ли помнили,
откуда он родом.
Забыв о себе и вместе с тем остро осознавая свое неповторимое место в
хоре, в монастыре и во вселенной, Эллерт пел утренние гимны. Потом занялся
обычной утренней работой, разнося завтраки послушникам и ученикам,
собравшимся в трапезной, - кувшины с чаем, от которых поднимался парок, и
горячую бобовую кашу; раскладывая пищу в каменные чашки, замечая, как
озябшие руки тянулись к посуде в надежде согреться. Большинство ребят были
еще слишком малы и не овладели искусством сохранения тепла. Он знал, что
некоторые из них заворачиваются в одеяла, которые прячут под рясами.
Эллерт ощущал к ним сдержанную симпатию, вспоминая, как страдал от холода,
пока разум не научился согревать тело. Но послушники получали горячую пищу
и спали под одеялами - а ведь чем больше они будут мерзнуть, тем скорее
научатся бороться с холодом.
Эллерт хранил молчание, хотя знал, что ему следовало бы укорить
учеников, жаловавшихся на грубую пищу; здесь, в помещениях для детей, еда
была обильной и даже изысканной. После принятия монашеского обета он сам
лишь дважды пробовал горячую пищу, и оба раза после тяжелейшей работы по
спасению путников, заблудившихся в горных ущельях. Отец настоятель
рассудил, что охлаждение тела угрожало здоровью, и приказал Эллерту в
течение двух дней есть горячую пищу и спать под одеялом. Эллерт настолько