"Рэй Бредбери. Электрическое тело пою!" - читать интересную книгу автора

принадлежавшие некогда мальчугану, - этим мальчуганом был я.
Но это время безвозвратно ушло. На старом дубе висят
качели, однако Агата не решится встать на них - они не
выдержат, оборвутся и упадут".
А наш дом? О боже...
Мы с опаской смотрели на приоткрытую дверь, страшась эха,
которое могло прятаться в коридорах, тех гулких звуков
пустоты, которые мгновенно поселяются в доме, как только из
него вынесли мебель и ничто уже не приглушает голосов и
шумов, наполняющих дом, когда в нем живут люди. Нечто
мягкое и уютное, нечто самое главное и прекрасное исчезло из
нашего дома навсегда.
Дверь медленно отворилась.
Нас встретила тишина. Пахнуло сыростью - должно быть,
забыли закрыть дверь погреба. Но ведь у нас нет погреба!..
- Ну вот, дети... - промолвил отец.
Мы застыли на пороге.
К дому подкатила большая канареечно-желтая машина тети
Клары.
Нас словно ветром сдуло - мы бросились в дом и
разбежались по своим комнатам.
Мы слышали голоса - они кричали и спорили, кричали и
спорили. "Пусть дети живут у меня!" - кричала тетя Клара.
"Ни за что! Они скорее согласятся умереть!.." - отвечал
отец.
Хлопнула дверь. Тетя Клара уехала.
Мы чуть не заплясали от радости, но вовремя опомнились и
тихонько спустились вниз.
Отец сидел, разговаривая сам с собой или, может быть, с
бледной тенью мамы еще из тех времен, когда она была здорова
и была с нами. Но звук хлопнувшей двери вспугнул тень и она
исчезла. Отец потерянно бормотал, глядя в пустые ладони:
- Пойми, Энн, детям нужен кто-то... Я люблю их, видит
бог, но мне надо работать, чтобы прокормить нас всех. И ты
любишь их, Энн, я знаю, но тебя нет с нами. А Клара?..
Нет, это невозможно. Ее любовь... угнетает. Няньки,
прислуга...
Отец горестно вздохнул, и мы, вспомнив, вздохнули тоже.
Нам действительно не везло на нянек, воспитательниц, даже
на приходящую прислугу. Мы не помним, чтобы хоть одна из
них не пилила, как пила. Их появление в доме можно сравнить
со стихийным бедствием, торнадо или ураганом, с топором,
который неожиданно падал на наши ни в чем не повинные
головы. Конечно же, они все никуда не годились; на нашем
языке - горелые сухари, либо прокисшее суфле. Мы для них
были чем-то вроде мебели, на которую можно без спроса
садиться, которую следует чистить и выколачивать, весной и
осенью менять обивку и раз в год вывозить на взморье для
большой стирки.
- Дети, нам нужна... - вдруг тихо произнес отец.