"Юрий Божич. Тень от носа (трагифарс)" - читать интересную книгу автора

никогда не любила театр. (Начинает расхаживать по сцене. Обращение " мама"
произносит с неизменной издевкой.) Ты говорила, там работают одни гомики и
шлюхи. Театральные афиши служили тебе чем-то вроде плевательниц. Однако
скромный юноша с пушком под носом и млечным путем мелких розовых прыщиков на
лбу наперекор тебе ранними предрассветными утрами петлял меж рекламных тумб.
В руке его, мама, были маникюрные щипчики с изогнутым клювом, подаренные
тобой вместе с книгой " Мальчик становится мужчиной". И если бы ты, мама,
презрев свои аристократические привычки, заглянула в ящик его стола, ты бы
обнаружила там десятки изображений мадмуазель Перрье.
Одетта вздрагивает.
Впрочем, эта фамилия тебе наверняка неведома. Ты ведь слыла комильфо,
верно?
Одетта. Э-э...
Катрин. Нет, она не была шлюхой, эта мадемуазель Перрье. Ну так,
заурядная инженю, наивная девочка, взирающая на мир широко распахнутыми
(заглядывает в лицо Одетты) васильковыми глазами. Мелкая шлюшка, не более.
Мужчины с толстыми сигарами, толстыми животами и толстыми портмоне внимания
на нее не обращали. Правда, главреж театра, человек с угасшим темпераментом,
но зато необыкновенно творческий, внушавший ей некогда благоговение, слегка
поизносившееся к ее третьему аборту, считал себя в некотором роде ее
должником. И потому время от времени все еще давал ей роли, деньги и туманно
инкриминировал ей талант.
Одетта (вспыхнув). Неправда! Он никогда не говорил о таланте.
Катрин. Тогда о чем же?
Одетта. Об уходящей молодости, об утраченных иллюзиях. О том, что
прожил свой век с женщиной, которую не любил, но которая всегда его понимала
и поддерживала. О том, что всю жизнь хотел ребенка, даже двух - мальчика и
девочку, - но жена страдала неизлечимой формой бесплодия.
Слесарь (протяжно зевнув). Какая длинная история. Напоминает ирландскую
сагу.
Катрин (иронично). Мужчины так любят нерожденных детей, мама, что
рожденные всякий раз застают их врасплох. А весть о беременности любовницы
вообще сражает наповал. Седеющим ловеласам, вероятно, следовало бы
волочиться за беззубыми матронами - ни тебе досады от менструаций, ни
потрясений от зачатий.
Одетта. Он не был ловеласом. Он хотел, чтобы я вышла замуж, устроила
свою судьбу...
Катрин. И потому был несказанно счастлив, увидев свою стареющую девочку
в обществе прыщавого юнца. Творческий вечер мадемуазель Перрье с павлиньим
разнообразием сценического гардероба, с биссированием, с криками " браво", с
банкетом и хорошей прессой - какое чудное прощание Пигмалиона с Галатеей!
Одетта. (грустно). Да, это было великолепно.
Катрин. Но постепенно фанфары смолкли, обелиск был без остатка поглощен
венком, и жизнь мало-помалу перетекла в мансарду.
Одетта. Да, в маленькое помещеньице под крышей на улице...
Катрин. Руссо. (Останавливаясь рядом.) На улице Руссо, напротив
магазина с жестяной бригантиной у входа и чешуей бижутерии внутри. В
квартире были цветочные горшки с кактусами и каланхоэ, скрипучая кровать,
очевидно, помнящая Мопассана, шкаф - родственник тигра, такой темный, как
если бы тигра произвела на свет таитянка. Дверь у шкафа не закрывалась, и