"Джон Бойн. Похититель вечности" - читать интересную книгу автора

пригвоздили к земле, вонзив что-то острое в затылок, а потом перерезали
горло. Убийцу так и не поймали - подобные преступления и в те дни были
обычным делом, а правосудие по сей день далеко от совершенства. Но драматург
был добрым человеком - он назначил моей матери пенсию, так что до конца ее
жизни нам голодать не приходилось.
Моя мать, Мари, прожила до 1758 года - она снова вышла замуж за актера
из труппы, с которой работал мой отец, некоего Филиппа Дюмарке, страдавшего
манией величия - он даже утверждал, что ему довелось выступать в Риме перед
Папой Бенедиктом XIV; матушка раз посмеялась над этим, и любящий супруг
избил ее. Брак не был счастливым - его омрачало постоянное насилие, но в
результате этого союза на свет появился сын, мой сводный брат по имени Тома;
его имя до сих пор остается семейным. Пра-пра-пра-пра-пра-правнук Тома -
Томми - живет теперь в паре миль от меня, в центре Лондона, мы с ним
регулярно вместе обедаем, и всякий раз я "одалживаю" ему денег, чтобы
оплатить счета, неуклонно растущие вследствие его экстравагантного и
претенциозного образа жизни, - я уж не говорю о счетах за так называемые
"лекарства".
Этому парню всего двадцать два года, но я очень сомневаюсь, что он
доживет до двадцати трех. Его ноздри буквально выжжены кокаином, которым он
заряжается последние восемь лет, нос все время подрагивает, как у старой
ведьмы, а вечно отсутствующие глаза остекленели. Когда мы с ним обедаем, по
счету всегда, разумеется, плачу я; он либо нервически взвинчен, либо в
тяжелой депрессии. Я видел его и в истерике, и в ступоре - даже не знаю,
какое из этих состояний предпочтительнее. Подчас он вдруг начинает хохотать
безо всяких на то причин и неизменно исчезает, ссылаясь на неотложные
дела, - сразу же после того, как я даю ему денег. Я бы попытался ему как-то
помочь, но с его родом всегда было сложно иметь дело - все его предки, как
вы увидите, кончили плохо, так что смысла в помощи немного. Я давно миновал
тот возраст, когда хочется вмешиваться в их жизни. Да они и не ценят мою
помощь. Я знаю, что не должен слишком привязываться к мальчикам, ибо все эти
Тома, Томасы, Томы и Томми неизбежно умирают молодыми, а за углом меня уже
поджидает следующий, от которого опять будут одни хлопоты. И в самом деле,
не далее как неделю назад Томми сообщил мне, что "обрюхатил", как он
очаровательно выразился, свою теперешнюю подружку, так что, исходя из
прошлого опыта, можно сделать вывод, что его дни сочтены. Теперь середина
лета, дитя родится под Рождество и станет продолжателем рода Дюмарке; стало
быть, Томми, как самец "черной вдовы", свое отжил.
Должен, однако, добавить, что так было не всегда - это началось в конце
XVIII века, как раз тогда я достиг пятидесятилетнего возраста и перестал
стареть физически. До того я был таким же человеком, как все, хотя всегда
чрезвычайно гордился своей внешностью, что нетипично для тех времен, и
старался всеми средствами поддерживать здоровье тела и духа, что вошло в
моду лишь через сто пятьдесят лет. Припоминаю, что где-то в 1793 или 1794
году я заметил: моя наружность перестала меняться, - что меня чрезвычайно
обрадовало, не в последнюю очередь из-за того, что в конце XVIII века просто
дожить до такого возраста было делом практически неслыханным. Но к 1810 году
это стало меня пугать, поскольку мне следовало выглядеть человеком,
приближающимся к семидесяти, а в 1843 году, к столетней годовщине моего
рождения, я окончательно понял, что происходит нечто странное. Но я уже
научился с этим жить. Я никогда не пытался найти медицинское объяснение