"Салли Боумен. Любовники и лжецы. Книга 1" - читать интересную книгу автора

тон Ламартина. - Я была еще школьницей. Паскаль - старый друг моего отца.
- А-а, понятно, - протянул Дженкинс и, к облегчению Женевьевы, тут же
утратил интерес к этой теме.

Да, много лет назад, в Бейруте. И никогда он не был другом ее отца,
скорее наоборот. Хотя отец и получил Пулитцеровскую премию за свои
вьетнамские репортажи, но к тому времени слава и бурбон* сделали его дряблым
и размагнитили.
______________
* Американское виски.

"Старый боевой конь", - говаривал он, потягивая первый за день хайбол*
в баре четырехзвездочного отеля "Ледуайен", окруженный раболепной толпой
мелкокалиберных журналистов. Сидя в баре, отец находился в центре внимания,
расточая виски и анекдоты, а она - тихая, испуганная и всеми забытая -
старательно отводила глаза от этого зрелища, предпочитая разглядывать
крутившиеся над головой лопасти вентиляторов.
______________
* Виски с содовой и льдом.

Старый боевой конь, старый газетный волк, сорокашестилетний выпивоха.
Ее отец, живая легенда, великий Сэм Хантер, перед которым преклонялся весь
тамошний журналистский корпус. В те дни он больше полагался на стрингеров* и
помощников. Раз в неделю отец брал такси и отправлялся в то место, которое
называл "фронтом".
______________
* Внештатные журналисты, собирающие информацию для различных изданий.

Среди компании, собиравшейся в баре, был и молодой фоторепортер. Он был
французом, а привел его сюда австралиец, корреспондент ЮПИ.* Паскалю
Ламартину исполнилось двадцать три, эта командировка в Бейрут была для него
уже третьей. Женевьева видела его снимки и восхищалась ими. Сэм Хантер тоже
видел и сразу же объявил их хламом.
______________
* Юнайтед Пресс Интернэшнл - крупное американское агентство новостей.

"Фотографии? Да кому они к черту нужны! - было его любимым припевом. -
Избавьте меня, ради Бога, от этих пиявок с "лейками" на шее! Один репортаж
стоит тысячи фотографий, вот что я вам скажу. Сегодня от этого барахла
балдеют, а завтра забывают. А вот слова запоминаются. Они откладываются в
проклятой башке проклятого читателя. Запомни это, Женевьева".
Неприязнь оказалась взаимной, и Женевьева сразу поняла это. Когда
француза представили, он пробормотал что-то вежливое и встал чуть поодаль от
толпившейся в баре компании. Какой-то придурок выдал очередную идиотскую
шутку, и ее отца понесло.
Француз смотрел на него непроницаемым взглядом. Он даже ни разу не
заговорил, но Джини чувствовала, как внутри Ламартина клубится неприязнь.
Тогда она была очень молодой, очень наивной и очень любила своего отца.
Лопасти вентиляторов продолжали вращаться, отец разливался соловьем, а у
Джини сжималось сердце. Молодой француз стоял с каменным лицом, не произнося